– Но у меня вопрос, – вмешалась Пип, разрывая на листья кочан салата ромейн – других салатных ингредиентов Дрейфус не считал нужным покупать. – Если один получает сорок тысяч в год просто как потребитель, а другой те же сорок тысяч за то, что выносит утки в доме престарелых, разве второй не обозлится слегка на первого?
– Работникам сферы обслуживания нужно платить больше, – признал Гарт.
– Намного больше, – уточнила Пип.
– В справедливом мире, – подхватил Эрик, – именно сотрудники домов престарелых и ездили бы на мерседесах.
– Да, но даже в таком мире, – сказала Пип, – я все равно не хочу выносить утки, а ездить могу на велике.
– Да, но, допустим, ты захотела мерседес, а единственный способ его получить – это выносить утки?
– Нет, Пип права, – заявил Стивен, и по ее телу прошла легкая приятная дрожь. – Нужно вот как: труд обязателен, но мы постепенно снижаем пенсионный возраст, так что до тридцати двух, тридцати пяти или скольких там лет все работают на полную катушку, а после этого возраста никто не работает и все на полном обеспечении.
– Хреново будет в вашем новом мире молодым, – заметила Пип. – Которым уже и в старом-то мире хреново.
– А я бы согласился, – сказал Гарт. – Ведь я буду знать, что после тридцати пяти – сам себе хозяин.
– Если снизить пенсионный возраст до тридцати двух, – добавил Стивен, – можно к тому же запретить заводить детей до пенсии. Вот и демографическая проблема решена.
– Верно, – сказал Гарт, – но когда население сократится, пенсионный возраст придется опять поднимать, потому что обслуживающий персонал все равно нужен.
Пип вышла с телефоном на заднее крыльцо. Подобных утопических дискуссий она уже наслушалась немало, и то, что Стивену с приятелями так и не удается разработать осуществимый план, в какой-то мере ее утешало: выходит, не только ее жизнь упорно не поддается исправлению, но и мир. Пока западный небосклон темнел, Пип из чувства долга отвечала на эсэмэски немногих оставшихся друзей, а потом из того же чувства написала матери, выражая надежду, что с глазом у нее лучше. Что касается ее собственного тела – оно по-прежнему ждало великих перемен. Под громкий стук сердца она смотрела, как небо над эстакадой меняет цвет с оранжевого на индиго.
Когда Пип вернулась, Дрейфус уже раздавал пиццу, а разговор каким-то образом вырулил на Андреаса Вольфа, пресловутого Светоносца. Пип налила себе пива в большой стакан.
– Это была утечка или они хакнули? – спросил Эрик.
– Они этого никогда не раскрывают, – сказал Гарт. – Может, кто-то просто слил им пароли или ключи. У Вольфа принцип: полная защита источников.
– Так пойдет, об Ассанже все скоро напрочь забудут.
– Ну, как программист он Ассанжу в подметки не годится. У него хакеры только наемные. Сам он даже игровую приставку не сможет хакнуть.
– Но “Викиликс” – грязная штука. Кому-то она и жизни стоила. А Вольф пока что довольно чистый. Безгрешный. Это у него бренд сейчас: безгрешность.
От слова безгрешность Пип передернуло.
– Это нам точно на руку, – сказал Стивен. – В этой куче много документов по недвижимости на нашем берегу залива. Ровно такую пакость мы старались подтвердить документально, действуя снаружи. Надо обратиться ко всем домовладельцам на нашем берегу, которые упомянуты в утечке. Привлечь их на нашу сторону, шум поднять, митинг устроить и все такое.
Пип, не понимая, о чем речь, повернулась к Дрейфусу. Он поглощал пищу с такой безрадостной быстротой, что казалось, будто она исчезает с тарелки без всякого его участия.
– Проект “Солнечный свет”, – заговорил он, – в субботу вечером выложил в сеть из неизвестной точки в тропиках тридцать тысяч электронных писем из чужой корпоративной переписки. По большей части это банк “Деловая хватка”, а он, что небезынтересно, является, как ты знаешь, банком, с которым у меня заключен ипотечный договор. И хотя мой случай нигде в этой переписке не упоминается, вряд ли можно считать патологическим умозаключение, что немецкие шпионы, пронюхав, как называется мой банк, попытались таким способом оказать нам услугу. Так или иначе, письма – в высшей степени разоблачительные. “Деловая хватка” по-прежнему систематически искажает факты, мошенничает, запугивает, чинит всевозможные препятствия и стремится к присвоению собственного капитала домовладельцев, временно оказавшихся в затруднительных обстоятельствах. В целом переписка проливает убийственный свет на отношения между федеральным правительством и банками.