Но если денег не было, то генератором идей царь был великолепным. Будучи женат на половецкой княжне Гурандухт, дочери хана Атрока и внучке знаменитого Шар-хана, он списался с тестем, как раз тогда поставленным на край гибели степными победами Владимира Мономаха, и предложил тому программу green-card на сколько угодно семей. Кстати сказать, слегка понимая Давида, считавшего ходов на десять вперед, поневоле подозреваю, что и брак этот, заключенный задолго до того, был реализован с видами на далекое будущее. Тесть ответил согласием. Имелась, правда, проблема: половцы были в размирье с осетинами, и те ни за что не пропустили бы эмигрантов на новую родину, однако этот вопрос Давид решил быстро, сперва сходив на осетин походом, затем же, когда они поняли, что драться будет себе дороже, предложив союз и материальную помощь. А знати еще и набор столь привлекательных преференций, от чинов и титулов до земель и золота, что горцы возражать не стали. В период с 1118 по 1120 год через перевалы прошло на юг несколько тысяч (источники говорят «сорок тысяч», но это полная чепуха, а почему, будет растолковано в книге) кипчакских семей, получивших землю и подъемные в обмен на обязательство выставлять джигитов по первому требованию из расчета «одна семья – один всадник». На этом военную реформу можно было считать законченной. А война была уже на носу.
Virtuti militari
Раздробленные, ненавидящие друг друга кузены из недавно еще великого Дома Сельджука все же не были идиотами. Грузия как таковая, возможно, их и не очень интересовала, но появление «франков», потеря важнейших торговых портов, да еще и очевидно возросшее стремление к реваншу Империи делали вполне вероятной перспективу возвращения в пустыню и саксаула в меню. Султаны, успевшие привыкнуть к персикам и рахат-лукуму, этого очень не хотели, а рождение еще одного сильного христианского государства в тылу ставило саксаул на повестку дня. Меры следовало принимать немедленно, причем совместно. Порознь они не значили уже ничего. Так что вовсе не по приказу султана Махмуда, уже не имевшего возможности что-то приказывать кузенам и племянникам, а исключительно по зову души весной 1121 года мелкие эмиры Ирака и Сирии после долгих проволочек объединились и, доверив командование Иль-Гази, атабеку Алеппо, единственному турецкому военачальнику, умевшему побеждать «железных людей» в полевом сражении, двинули на Южный Кавказ очень большое и сильное войско – 20–25 тысяч бойцов (дикие цифры источников, говорящих о 250 и даже 350 тысячах, доверия не заслуживают никакого). Войско Давида тоже было сильным и профессиональным, но, конечно, поменьше (до 15 тысяч человек, включая, помимо грузин и половцев, несколько сотен осетин и несколько десятков воинов-интернационалистов в белых плащах с алыми крестами). И тем не менее 12 августа 1121 года на Дидгорском поле «абхазы, картвелы, раны, кахи», а также армяне, кипчаки, аланы и «франки» одержали красивую и элегантную победу, навсегда переформатировавшую геополитику региона.
Сельджуки, как единое целое, перестали быть проблемой. Некоторой угрозой являлся Румский султанат, возникший в Малой Азии, на территории бывших восточных фем Империи, но эта опасность на тот момент была гипотетической: тамошние «мини-султаны» осваивались в новом качестве, не слишком пока еще успешно огрызаясь на воспрянувший духом Константинополь, а ничего более страшного, куда ни глянь, не наблюдалось. Даже Тбилиси царь не стал брать сразу. Он выждал год, видимо, наводя контакты по линии «мстовари», а затем яблочко упало в руки само собой, чуть ли не с цветами и хлебом-солью. Упразднение эмирата прошло в полном порядке, без каких-либо эксцессов. Всем «калакели» (коренным тбилисцам), невзирая на деятельность при старом режиме и вероисповедание, были гарантированы (вспомним еще раз о том, чего мы не знаем, но чего не могло не быть – тайные контакты в течение года) неприкосновенность и покровительство, причем самым низким налогом (3 динара в год) были обложены правоверные. С евреев взимали 4 динара, с армян, насколько мне удалось выяснить, столько же, и только православным было предписано платить по обычной, без льгот, таксе 5 динаров. Арабский историк Ахмад Аль-Фариги указывает, что даже при преемнике Давида, Деметре I, «даже и в самом Багдаде не относятся к мусульманам столь тепло и уважительно, как в Тбилиси». Не приходится удивляться, что к царю, мгновенно прослывшему великим и мудрым, поехали посольства, явные и тайные. Жители мелких окрестных владений, и мусульмане, и, естественно, армяне, вполне справедливо полагали, что от добра добра не ищут, а власть сильного и гуманного господина, к тому же еще имеющего достаточно средств, чтобы не обдирать подданных до нитки, предпочтительнее прозябания под крышей жадной мелочи. Очень быстро Грузия обросла вассалами. Кто не хотел, тому – как довольно крупному по тем местам Ширванскому шахству – разъясняли, но опять-таки в умеренных тонах. Затем как-то незаметно, почти что сами собой, в составе Грузии оказались огромные территории северных провинций бывшей Великой Армении, в том числе и ее красавица-столица Ани, правитель которой получил сан и полномочия вице-короля. А потом, 24 января 1125 года, великий Давид IV, уже при жизни с полным правом названный Агмашенебели (Восстановитель), скончался. По меркам того времени, не столь уж молодым, но и не стариком – 52 лет от роду, оставив после себя Грузию «от Никопсии до Дарубанда и от Овсетии до Арагаца». Причем обустроенную, богатую и сытую, с мощной армией, знающей свое место знатью, боящейся Бога церковью, работающим как еще не изобретенные часы аппаратом и мелкими, слабенькими, заглядывающими в рот любому гостю из Тбилиси соседями.