Джулиан снисходительно махнул рукой:
— Я к этому привык. Девяносто процентов терпения мне приходится тратить на то, чтобы дать людям возможность преодолеть предубеждённость.
— Предубеждённость? Вы именно так поняли мою реакцию? — обиделся Док.
— Ну, а как ещё можно определить поведение человека, который выключает разум и ничему не внемлет?
— Вполне логично, — кивнул Дженкинс. — Но мне кажется, что мы зря тратим драгоценное время на путешествие в страну фантазий. Весьма вероятно, что, пока мы сидим здесь и перелистываем Библию, этот нелюдь слышит последний вздох своей жертвы.
— У вас есть более дельная идея? — встрепенулся Джулиан. — Неужели вы и впрямь думаете, что мы больше выиграли бы, лазая по кустам?
— Упаси Боже, — покачал головой Док. — Просто я устал, напуган, расстроен, и к тому же немного пьян.
— Да, уже поздно. Мои теории слишком сложны для восприятия в такое время суток. Что, если нам перенести дискуссию на завтра? — спросил Джулиан.
— Не могу не согласиться, — ответил Док, — но только при одном условии — вы должны ещё немного выпить со мной.
— Простите, доктор, но я уже взял свою норму, и даже больше. Вы же знаете моё состояние.
Наверху, в своей спальне Дженни готовилась ко сну. В окно струился прохладный воздух, остро приправленный ароматом, исходящим от большого дерева — бразильского перца. Он рос возле дома, и ветки дотягивались почти до окна комнаты.
Пригнувшись вплотную к ветке, укрывшись в листве и под покровом темноты за всеми движениями Дженни внимательно наблюдала некая фигура. Она (с земли не было видно точно, кто это) сидела на корточках. Округлые ляжки состояли из сплошной сети мышц. Пальцы ног цепко впились в кору дерева. Глаза ни разу не моргнули.
Дженни, не расстёгивая, стянула платье через голову, не боясь смять волосы, и бросила его на постель. Расстегнув на спине лифчик, она тоже швырнула его на кровать. Грудь у неё была маленькая, но прекрасной формы. Молодые соски цвета чайной розы смотрели вверх.
Тог, кто притаился на ветке, ещё сильнее впился ногтями в кору.
Тем временем Дженни аккуратно спустила колготки со слегка округлых бёдер. Сев на край кровати, она стянула их со стройных ног и резко поднялась. Волосы внизу живота напоминали спутанный шёлк. И шёлк этот был чуть темнее золота, обрамлявшего голову.
Аромат, исходивший от Дженни и напоминавший мускус, долетел до тёмной фигуры на дереве и поразил как удар. Ноздри расширились, норовя втянуть дразнящий запах как можно глубже. Язык нервно облизывал пересыхающие губы. Голова закружилась. Мыслей в ней не было — только чувства, желания, потребности. Смесь этих эмоций бушевала внутри, как огонь в топке, обжигая нервы.
Не потрудившись даже накинуть халат — Дженни считала, что находится в полном уединении, — она нагая уселась перед зеркалом за туалетным столиком и принялась расчёсывать волосы. При каждом движении грудь её колыхалась как цветок, обдуваемый лёгким ветерком. Её голая спина была будто из атласа. Позвоночник хрупким длинным изгибом проходил от шеи к глубокой впадине внизу спины. Опьянённый этим видением, тёмный силуэт на ветке ощутил прилив крови и передвинулся ближе к окну. Дженни поднялась. И он увидел её сразу в двух плоскостях. С одной стороны было отражение в зеркале. Всё вместе открыло прекрасный вид на грудь, живот, ягодицы, кудрявое лоно.
Волна чудесного аромата от тела девушки теперь уже плотно окутывала подползавшего всё ближе к открытому окну наблюдателя. Раздался стук в дверь.
— Минутку, — откликнулась Дженни и легко на цыпочках подбежала к шкафу взять халат.
Фигура отпрянула от окна под укрытие листвы. Дженни накинула халат и открыла спальню.
— О, это ты, папа!
Подглядывавший быстро и бесшумно спустился с ветки и растворился в темноте.
— Не пора ли тебе спать, а?
— Я уже собираюсь. Твой гость ушёл?
— Да, ушёл. Укладывайся, спокойной ночи, детка!
— И тебе тоже, папа.
А далеко за окнами их дома убегающая фигура слилась с бесстрастной темнотой ночи.
9
… Палач крепко прижимает её голову к своим коленям и ловким движением раздвигает ягодицы. Натренированным указательным пальцем ощупывает доступные углубления. Она вскрикивает больше от унижения, чем от боли. Он грубо разводит её сжатые колени и продолжает обследование. Всё глубже и глубже уходят два пальца, щиплют и мнут её плоть, что-то ищут.
— Ясно, что ты не девственница, — бормочет истязатель.
— Хватит! — кричит инквизитор. — Уже видно, что ты там ничего не нашёл.