Позднее напомнил о себе голод. Облачаясь в халат, Лора спросила:
— Ты умеешь жарить яичницу?
— Если это надо.
— Надо. А я пока позвоню Биллу Картеру по поводу сегодняшней передовицы.
— Подробный отчёт о нашем поистине чемпионском сражении в постели?
Лора швырнула в него подушку.
— Зверское нападение прошлой ночью на Моё Редакторское Величество. Такой заголовок поможет продать энное количество номеров дополнительно.
— Ты железная леди.
— Будем надеяться, что твоя яичница железной не будет.
— Яичница а ля Джулиан — железная? Ну нет, она будет такой же воздушной, как твоя обворожительная сорочка.
Джулиан поднял её с пола и с удивлением обнаружил разрыв по шву. Это он в порыве страсти порвал прозрачное одеяние Лоры. Она рассмеялась…
Дневной выпуск «сигнала» разошёлся мгновенно. Жители Галэна с жадностью читали сенсационный материал, хотя сам факт нападения на Лору и ниспосланное ей тяжёлое испытание новостью не были. Всё это уже не один час пережёвывалось потрясёнными городскими сплетниками. Лора позволила себе в материале несколько язвительных замечаний по поводу неэффективной работы людей шерифа. Это, естественно, не обрадовало Хэнка Валдена, хотя он был вынужден признать, что они не беспочвенны. Он также понимал и деловые интересы Лоры — надо было продать как можно больше номеров газеты.
Самым обеспокоенным человеком в городе в тот день был, наверное, Док Дженкинс. Когда измождённый послеобеденным обходом больных он вернулся вечером домой, его стали одолевать мрачные мысли. Он единственный осматривал женщин, подвергшихся нападению. И только он знал подлинные невероятные размеры орудия, служившего удовлетворению похоти.
Его беспокоил не на шутку и прилив собственной страсти в спальне у Лоры. У грызения совести по-прежнему мучили его, будто бы он совершил нечто ужасно постыдное. Как холодный лунный свет сквозь туман, пробивался через этот ворох мыслей страх за собственную дочь — и она могла стать приманкой для насильника. Вконец измотанный, он наконец улёгся в постель рядом с женой. Док уже не мог видеть, что происходило за окном комнаты дочери. В это время прямо к окну Дженни кто-то карабкался по ветке перечного дерева.
15
…—Четверть оборота для начала, милорд, — оповещает палач инквизитора и видит его согласный кивок.
Палач берётся за рычаг и с мастерской неторопливостью поворачивает его так, что скрип достигает ушей жертвы. Машина скрипит вовсе не потому, что нет масла смазать её. Звук этот специально рассчитан на то, чтобы заставить страдать разум жертвы, а это ещё пострашнее, чем мучения тела.
Сначала она ощущает это в лодыжках и запястьях — ужасное перетягивание каната, которое обещает отделить стопы от ног, а кисти от рук. В эти страшные мгновения пот проступает из каждой поры. Она чувствует, как он течёт по всему её растянутому телу: по голове, ладоням, ступням, спине, между ягодицами и грудями, пробивается мимо пупка к рыжеватому островку внизу. Крик вырывается из её широко раскрытого пересохшего рта. Палач со знанием дела подносит ей прямо к губам ковш с водой. Это не жест сострадания. Это профессиональный приём. На заре его карьеры обезвоживание чересчур скоро отнимало у него жертвы.
— Пей, пей сколько сможешь, — говорит он ей. — Мы не можем позволить тебе умереть слишком быстро…
Инквизитор, подождав, пока прошёл первый шок от пытки, наклоняется над ней и произносит:
— Избавь себя от мучений, подтверди, что раньше уже рассказали другие женщины. Твой любовник имел тебя через зад… или ты брала в рот его…
16
Чётко различаемая на фоне луны фигура сжалась на ветке дерева как раз напротив окна Дженни. Девушка заметила её из кровати, и у неё перехватило дыхание. Она натянула на себя одеяло. Окно было закрыто. Но разве не говорилось в газете, что напавший на Лору ворвался как раз через запертое окно? Тёмная фигура протянула руку и постучала по стеклу. Дженни окаменела не в состоянии ни пошевелиться, ни закричать. Через секунду раздался более настойчивый стук.
— Дженни!
Она узнала голос:
— Тим?
Со вздохом облегчения, однако без напускной досады, она спустила с кровати босые ноги. На цыпочках подошла к окну. На ней была только коротенькая рубашка.