Беженцы
- Салям алейкум, дорогой! - большая старуха в пестром платке и буром, сплошь вышитом платье вплыла в автобус, таща на буксире сумки, полные снеди.
- Ва-алейкум, ас-салям, Аише, - отозвался шофер. - Как дела, как внучка?
- В Симферополе на кондитера учится. Раз в неделю приезжает домой - тыщи полторы дай, да. Кушать надо, одеться надо. Зато потом устроится при еде, сытая будет, толстая, красивая.
- Ай, не хвали - у меня жена есть. И у сына невеста.
- У той невесты два пацана прицепом. И платок она не носит и варенье не варит и хлеб не печет.
- Третий у неё уже в пузе, потому и женятся, чтобы сыну фамилию дать. Платок и моя Равиля не носит, не крути мне голову. А хлеб наш, заводской лучше - тандыра же не стоит дома.
- Добрый ты, Рамазан...
- Проходите уже, женщина! Не отвлекайте водителя! - крашеная блондинка в городском костюме помогла подняться хмурому первоклашке, протянула водителю горстку монет.
- Вам докуда?
- До Голубинки, пожалуйста, взрослый и детский.
- Нет у нас детских... ладно. Езжайте.
Одышливый грузный автобус заурчал, вздрогнул и вывернул с автостанции, понемногу набирая скорость. Золотой вечер окутывал сонные улицы Бахчисарая, пышные кроны деревьев, пыльные пятиэтажки, выцветшие вывески магазинов. Злое летнее солнце за сезон убивает любые краски. А осенний свет мягок, он открывает цвета как бадьян открывает вкус хорошего чая - медленно, нежно.
Я сидел на переднем сиденье рядом с шофером, всматривался в дорогу. Узнать город не представлялось возможным. А вот контуры скал, похожих на крепости великанов, въелись в память навеки. Сейчас дорога разделится - широкая в сторону Каламиты, поуже - вдоль гор, по маленьким селам, к перевалу на Алистон. По левую руку начнутся виноградники, по правую раньше пасли лошадей, а теперь насадили персиковые сады - жирная земля принесет урожай стократ.
Кабина шофера выглядела уютной. Разговорчивый немолодой татарин - счастливый человек, которому повезло с женой. Спинка кресла покрыта ажурным подголовником, пол - ковриком, связанным из тряпья, откуда-то снизу вкусно пахнет котлетами и домашними пирожками. На стекле закреплена фотография: сверкающая улыбкой женщина обнимает двоих сыновей, нарядный муж положил ей на плечо руку.
- Мои, - ухмыльнулся шофер. - Десять лет свадьбы. Сыновья уже взрослые. Бекир начальник стал, в Ленинграде в милиции, а Ахмет здесь, при нас, арбузы растит, дыни.
- Хорошие сыновья, - осторожно поддержал разговор я. - И жена у вас замечательная.
- Равиля у меня золотая. Работница, хозяйка, и по дому, и во дворе, и с внучкой успевает. А как печет!
- Не то что нынешние вертихвостки, - вздохнул я.
- Ай, дорогой - молодым погулять хочется. На нас тоже старики ворчали. - отмахнулся шофер и резко заложил руль вправо. Дорогу переходили коровы, рыжие и смолисто-черные, сквозь железную стенку слышалось фырканье и утробное, глухое мычание. Автобус замедлил ход, минуя грузные туши.
Закатное солнце подсветило амулеты на переднем стекле - хорошее дело, в путь не ходят без оберегов. Рука Фатьмы на тонкой цепочке, цитата из Корана работы умелого каллиграфа, смешной тряпичный зверек, нарушающий заповеди пророка. Лиловый шар размером с некрупное яблоко, висящий в воздухе словно бы безо всякой опоры, мерцающий изнутри голубыми искрами. Если взять его в руку, почувствуешь тяжкий холод...
- Что вы так дергаетесь-то? Человек войти не успел, а вы газуете, - пахнущая больницей усталая женщина чуть не упала с верхней ступеньки.
- Что вы дверью хлопаете? Написано же - не хлопать! Я тут с пяти утра езжу и каждый хлопает по голове.
- А повежливей можно? Остановки нет, автобус опаздывает, проезд опять подорожал, а ещё и хамов набрали...
- Я здесь двадцать лет езжу, ни одной жалобы. Успокойтесь уже, женщина, езжайте домой и пилите своего мужа!
- Правду говорит. Отцепись от человека, сорока, - встрял пожилой татарин в зеленой феске, неодобрительно оглядев скандалистку, - Мужику своему душу вынимай, если он от тебя, балаболки, до сих пор не сбежал.
- Нет у ней мужа, - визгливо выкрикнула старушонка с передней площадки. - Кольца-то нет, ишь, живет невенчанная с пришлым пьяницей.
- Поругалась Гуля в амбулатории - платят ей мало, а работать приходится за двоих, вот и вымещает на ком ни попадя, - посетовала тетка в белом халате, торчащем из-под плаща.
Скандалистка жалко сморщила некрасивое веснушчатое лицо. Сейчас заплачет, выскочит из автобуса, а он последний, пойдет пешком по горной, дурной дороге...
- Уймитесь, люди, - негромко, но веско произнесла маленькая старая женщина, сидящая у окна. - Дочь у Гули болеет.