- Хуже нет беды, чем бежать из дома, умирать не там, где умирали предки. Вам ли это не знать.
Шофер помрачнел - те, кто родился в Тавриде, врастали в землю корнями, и покинув родные края тянулись назад, как ползучая ежевика возвращается к месту, где когда-то взошла. Ордынец, вылитый ордынец из дома Хаджи-Гирея...
- Да, мы Гиреевы, из бахчисарайских. Деда с семьей выслали, отец вернулся, я тогда молодой был ещё, на митинги, как дурак бегал... Голубинка! Есть на выход? Кто не передал за проезд?
Пьяненький мужичонка попробовал выскользнуть в заднюю дверь, но две женщины загородили ему проход, возмущенно гомоня по-татарски. Похоже, никчемный Леша задолжал всем. И платить ему пришлось - два грязных «десюнчика» скатились в ладонь шофера. И снова дорога - вверх-вниз, вниз-вверх.
Зазвонил телефон - Равиля, жена. По улыбке ясно, по тому, как прижимают трубку к щеке. Кажется, ей тоже повезло с мужем.
- Скоро приеду, милая, соскучился уже - целый день тебя не видал. Шурпа, говоришь? Ай, спасибо. Не пеки, я купил хлеба. Отдохни, наконец, побереги себя. Целую! Аромат - есть на выход?
Мы остались вчетвером - я, шофер и молодая пара на заднем сиденье. Русская девочка и местный мальчик, жених и невеста. Если не поспешат по глупости, будет семья. Как сидят, держась за руки, молча, тихо, только воздух искрит да капельки пота проступили на верхней губе парнишки, изогнутой как тетива лука, с крохотной родинкой справа - не наша ли кровь взошла? В молодости я, не считая, бросал семена в щедрую пашню. Пусть проклятые янычары резали княжий род, не глядя, законный сын или сторонний, кто-то мог уцелеть. Багрянородные отроки обязаны быть живучими, мне ли не знать... Времени мало!
- Интересный у вас брелок на стекле. Магнит, наверное? Местной работы или китайский сувенир?
Удерживая руль правой рукой, шофер протянул левую, и шарик сам вплыл в ладонь. Тотчас искры стали ярче, на поверхности заиграли узоры - словно божьи светлячки плещутся в августовском море, танцуют в теплых волнах, огибая тело пловца.
- Я и сам не знаю, дорогой. В автобусе забыли, вот ждет хозяев.
- Да, случается, люди порой невнимательны. Позволите посмотреть?
Кивок. Я поднял ладонь, и холодная тяжесть наполнила её. До ближайшего дромоса подле исара Кипия три лиги, проход чист. Опасности рядом нет - ни разбойничьей шайки ди Гуаско, ни пехоты наглеца Ломеллини, ни проклятых янычар Ахмет-паши, ни черных собак той-чье-имя-не-называют, ни ночных кровососов-мис, давно забывших о своих человеческих матерях.
- Кто бы мог забыть такую красоту и не вернуться за ней?
Всей пятерней шофер поскреб в затылке, выражая мучительное раздумье. Он колебался. Но недолго - «эффект попутчика». Желание поделиться оказалось сильнее.
- Пассажиры чудные сели, и поездка мутная вышла. Словно приснилось - а не сон. Я проверил, выехал из Бахчисарая с полным баком, до Счастливого десять литров дизеля идет, а у меня двадцать сгорело.
- Может на бензоколонке смухлевали или мотор барахлит или слил кто-нибудь ночью, пока автобус стоял?
Шофер фыркнул от негодования:
- Мотор я сам перебираю, этими вот руками. На заправке мутить не станут, им здесь ещё работать. И воровать по селам не воруют, воры у нас не живут долго.
- Пришлые руки нагрели?
- Нет. Наши местные, земляки, из домов людей взял, только...
- Что? - насторожился я. Что ответит улыбчивый татарин из славного рода Гиреев, что он запомнил, что видел? От легкой кучки сыпучих слов зависит его судьба.
- Не знаю, люди ли это были. Да не смотри на меня так, дорогой, не пью я, тем более за рулем. И не болен - к врачу ходил, думал на старости лет головой тронулся.
- Не люди? - я старательно рассмеялся. - Кому здесь быть? Призракам? Мертвецам? Ит-бакбаши с собачьими головами? Помню я мальчиком был, приятель меня напугать решил - злился, что я у него девчонку увел. Ночью, когда я с рыбалки шел, спрятался у кладбищенского забора, собачью шапку на голову натянул, лицо вымазал. Стал в кувшин дуть - уууу! Потом прыгнул навстречу - а я его на кулаки. Так отлупил, что придурок на всю жизнь зарекся людей пугать. Вот и вам, Рамазан, кто-то голову заморочил. Легко ведь в рейсе человека обидеть, отомстить захотели...
Пусть позлится, покраснеет лицом, подышит свирепо - на пользу делу. Мне нужна правда.
- Слушай, да?! Даже жена не знает, молчал, чтобы не думала - муж рехнулся. А тебе расскажу.
- Слушаю, уважаемый, от всего сердца слушаю вас.
- Три недели назад дело было. Ехал я как сейчас последним рейсом из Бахчисарая в Счастливое, всех развез, пустой встал на площади у магазина. Мотор заглушил, выхожу из автобуса, топчусь, курю на дорожку. Луна надо мной светит большущая как тарелка, вода в речке журчит, в брюхе урчит - ужинать пора, дома Равиля долму сделала, чай заварила, сметану из погреба достает. Вдруг слышу - собаки завыли, залаяли, заскулили, вся улица голосит. Я в кабину за монтировкой - мало ли кабан с гор сошел или волк забрел, недобиток. Выскакиваю, вижу ко мне женщина бежит. Одета как татарки в селе на свадьбу наряжаются, платье расшитое, на шее монисто, на руках браслеты, перстни. А платка нет, волосы заплетены, как у девушки, и ноги босые. Подбегает она ко мне - и бах в ноги, колени обнимает, плачет. Я её поднимаю, спрашиваю по-русски - что случилось. Она головой трясет, говорит что-то не по-нашему.