– - Наташа, миленькая, -- сейчас же просительно заговорила Марфуша, -- говорят, ваша жиличка девок учить собирается?
– - Собирается.
– - А меня она не примет?
– - Не знаю. Чай, примет.
– - Нельзя ль узнать как?
– - Поди сходи к ней.
– - Да я одна-то боюсь.
– - Чего ж бояться, нешь она кусается?
– - Все ж таки не свой человек. Пойдем ты со мной.
Наташка немного подумала и согласилась:
– - Ну, что ж, пойдем…
Они сейчас же отправились в ту избу. Луиза сидела за столом и писала какое-то письмо, а по другой конец стола сидела Анна. Девушка отложила писанье в сторону и пытливо взглянула на вновь пришедшую.
– - А я тебе еще одну ученицу привела.
– - Очень хорошо, -- окинув с головы до ног Марфушу, одобрила Луиза. -- Тоже рукоделью?
– - Да.
– - А грамоте знаешь?
– - Немного знаю.
– - Отчего немного? Нужно было больше знать. Твои родители тоже крестьяне?
– - Они богаче, -- пояснила Наташа.
– - А богатым скорей надо учиться, им доступно. Твои родители хорошего тебе не желали. А что ты по рукоделью можешь?
– - Что же я могу, я ничего не знаю.
– - Ну, как же, если связать что или сшить?
– - Мы привыкли во всем купленном, -- смущенно заявила Марфуша.
– - Купленное -- это когда новое, а если починить что? Да опять, всего не накупишься.
– - Ты прими уж ее, -- заступилась за Марфушу Наташка, -- она и научится.
– - Конечно, приму, пожалуйста, приходи. Запаси только материала.
Она рассказала, чего сколько Марфуше нужно, и эта девочка ушла от Луизы с закружившейся от радости головой. Когда они пришли в избу Стуловых, Ларька заметил:
– - Лафа вам, девкам, будете вы в кучку собираться пойдут у вас каждый день посиделки.
– - А тебе завидно?
– - Завидовать нечему, а немножко жаль, нешто мне в платье нарядиться да платком повязаться.
– - Только попробуй, мы тебя так турнем…
Подошел базарный день. Луиза съездила с своими ученицами в город. Запаслись материалом. Будущие рукодельницы на другое утро пришли к беженкам и стали подготовляться к работе. С первого же дня работа началась, и кто начал вязать, кто вышивать, кто просто приучаться шить. Дело у всех спорилось, наука давалась каждой. Прошло каких-нибудь две недели, как Татьяна зазвала к себе одну соседку, вынесла из чулана отрезок холстины с цветисто расшитыми концами и проговорила:
– - Погляди-ка, как моя Наташка научилась расписывать.
Соседка взяла в руки богато расшитое полотенце, долго любовалась им, потом охнула и вздохнула:
– - Жалко, у меня никого нет, а то и я бы отдала в эту науку.
– - А вон Андрею какую шарфу связала, -- еще похвасталась Татьяна.
– - Вот они, золотые ручки-то! А мы что?!
– - Мы зато черную работу ломаем, -- в утешенье соседке сказала Татьяна.
– - Ломать-то можно, да что из этого толка? И медведь ломает, да из его ломанья выходит одна валежь.
Все ученицы ходили к Луизе очень охотно, просиживали все положенное время, нередко забегали и в неположенное или в сумерки или вечерком. Квартира беженок стала для них самым притягательным местом. За работой они разговаривали, шутили, пели песни. Луиза более всего подбивала их на песни, внимательно вслушивалась в каждый стих, что они пели. Иногда она пела и сама, но она пела по-латышски и все более одну песню с заунывным мотивом. Эту песню Луиза пела с большим увлечением. Однажды девицы пристали к ней и стали просить рассказать, о чем поется в песне. Луиза рассказала, что в песне поется про народ, у которого в песнях нет веселья, а только одно грустное. Эти песни щемят сердце и навевают тоску. И вот спрашивается докуда же будут люди петь так грустно, когда же грянет у них веселая и могучая песня о вольной воле? И никто не знает, когда наступит такое время.
Однажды перед Михайловым днем, когда вся компания, по обыкновению, сидела за рукодельем, в избу вошел Андрей. Он был немного смущен и нетвердым голосом проговорил:
– - А я пришел к вам с газетой, хочу новенькое вам прочитать. Вот тут описывается, как трое наших из немецкого плена ушли.
– - Это очень отлично, -- ободрила Луиза. -- Я сама хотела тебя просить. Ходил бы и читал нам. А мы будем слушать да спасибо тебе говорить.
Ободренный такой встречей, Андрей отложил костыль в сторону, сел на лавку и вынул из кармана газету. Началось чтение. Девицы, не отрываясь от своих занятий, внимательно слушали, что им читали, и когда история кончалась, одна за другой стали высказывать свое удовольствие.
– - Это хорошо. Ты, правда, приходи почаще да принеси чего-нибудь.
– - А я не помешаю вам?
– - Совсем нет, -- уверила его Луиза, -- даже очень хорошо выйдет.
– - Нy, так ладно. Съезжу в училище за книгами.
– - А ты сам-то любишь читать? -- спросила Луиза.
– - Прежде не любил, -- признался Андрей. -- Не то чтоб не любил, а не понимал, правильнее сказать. Когда учиться ходил, читал еще, а как перестал -- и читать бросил. То некогда, то погулять хочется. Товарищи тоже никто не читал. А вот как полежал в лазарете, понял и в редьке скус. Сперва другие читали, а дальше сам стал. Да как, бывало, зачитаешься-то, до полуночи не спишь. Огонь погасят, а все лежишь да думаешь. Ведь с книжкой-то что ни что перечувствуешь, где ни где не побываешь.
– - Да, да, -- горячо подтвердила Луиза, -- все это правда.
Она ласково взглянула на Андрея и добавила:
– - Так когда ж ты нам добудешь книжек?
– - Да хоть завтра, запрягу лошадь да съезжу…
Между книгами, которые привозил из школы Андрей и читал в избе девицам, попалась одна, где выводилась старая барская семья с различными характерами. Одни были смешные, другие благородные. Луиза после чтения спросила: не знают ли девушки кого из живых людей, похожих на описанных? Девицы задумались; наконец Ольга засмеялась и сказала:
– - Я знаю одного.
– - Кого?
– - А вот Петра, Марфушина брата, очень он на Митрофанушку похож.
Все рассмеялись; смеялась и Марфуша. Она подтвердила, что у ее брата есть сходство с Митрофанушкой. Он был уже взрослым, но жил дома, ничего не делал, собирался жениться и искал богатую невесту. С тех пор как у Луизы начались занятия с девушками и когда девушки собирались к ней по вечерам, ему некуда бывало деваться. Ребят в деревне ни кого не оказалось, и он ходил один, раздраженный и скучающий.
Вскоре после того как про него говорили в избе Луизы девушки, один раз перед обедом, когда шла самая живая работа, в избу вошел Петр. Это был статный, сытый парень, одетый в хорошую поддевку. Мать с дочерью, не зная, кто это, смутились, когда увидели его. Петр тоже чувствовал себя не совсем свободно. Он неловко снял шапку и нетвердо проговорил:
– - Бог помочь.
– - Спасибо, Пахомыч! -- смеясь, ответила Ольга.
– - Что, Петра, пришел сказать, когда будет вёдро? -- спросила вошедшего другая взрослая девица, Катерина Ганькина, поступившая на обучение после.
– - Он разе Петр, его, кажись, окрестили Митрофанушкой? -- напомнила одна из подростков.
– - В самом деле Митрофанушка!
Поднялся смех и шутки. Вспомнилось, что говорил Митрофанушка, что делал. Луиза оговорила девушек и спросила Петра, что ему нужно.
– - Я за сестренкой пришел, -- ответил Петр, немного оправившись. -- Наши обедать собираются, велели ее звать.
Петр говорил, а сам оглядывал избу, сидящих девушек, хозяек. Первоначальная робость его проходила. Он становился смелей. Приметив кое-что из обстановки неизвестного ему, он спрашивал, что это и на что. Ему объяснили. Он подошел отдельно к каждой, посмотрел, кто что делает, девушки опять стали было над ним шутить:
– - А ты небось думаешь, зачем это они глаза портят, сидели бы по домам на лавочке да болтали ногами?