— Че, дурака нашла?! — ожесточаясь, хрипел Женька. — Не понимаю, думаете? Денег ей захотелось? А глаза-то воровские: зырк! зырк! Полн… Я таких…
На стук Таниных каблучков откликнулись собаки. Багаевский Дружок тоже пару раз лениво, по-стариковски гавкнул. Димка подошел к нему, присел, потрепал за ухом. «Чего шумим-то?» — сказал вслух. Пес игриво повиливал хвостом, повизгивал, радуясь нечастой человеческой ласке. Рядом дышала сухим древесным запахом поленница, шумел дом, распираемый страстями, а в глубине, за собачьей будкой, стоял идол на четырех колесах, покрытый брезентом. И на все это миллионами зрачков глядело высокое небо. Сколько видит оно в этот миг таких вот домов, собак, Димок, радующихся, плачущих, равнодушных, озабоченных, счастливых, несчастных… Димка вдруг ощутил сам себя, маленьким, жалким, одиноким, да и все вдруг показалось сиротливым и слабым… Захотелось к людям — повиниться, простить всех…
— Че маракуешь?
Димка вздрогнул. На крыльце светился огонек козьей ножки.
— Да так…
— Танька-то ушла?
— Ушла.
— Хорошая девка.
Помолчали.
— Это конешно — раньше мы дружнее были, — заговорил дед Василий. — Да и то сказать, такую оказию пережили: и мор, и вредительство, и войну, а все друг дружку держались. Счас бы, че не жить — заработок хороший; одеться есть во што… Богатые все стали, вот друг перед другом и нагордиться не могут. Натерпелись, а теперь дурят. Грех так говорить, а без большого горя люди балуются.
В другое время Димка бы поспорил, а сейчас не стал, не хотелось.
— Митрий, а че ты мало получаешь? Ты, кажись, по строительству учился? Так у нас тутока, на стройке, до трехсот зарабатывают. Квартиры дают. Давай-ка, оставайся дома. Женишься, пока не избаловался. Заживешь.
— Подумаю, — улыбнулся Димка и предложил: — Пойдем в дом.
Женька уже сидел на своем месте. Александр Конищев, уткнувшись носом в его щеку, говорил:
— По-свойски, по-родственному. Свою колымагу я на свадьбу положу. Дети есть дети, кто о них позаботится? Пять кусков я тебе сейчас, полтора подождешь. Сам понимаешь — свадьба. По-родственному…
— Братан! Посиди с нами. — Увидев Димку, Женька искренне обрадовался.
— Что-то быстро, — намекая на нечто вполне определенное, сверкнул зубами Александр.
Димка смолчал. Сел против Женьки.
— Ты полн… не думай. Я ниче… — Злоба у Женьки перегорела. — С ними, шкурами, разговор короткий — и в сторону! А ты же мне… брат и братом останешься. Я же тебя в роддом вез рожаться. Не знаю, где отец твой был, на охоте или где… Едем, дождина льет, темно, ночь… Она кричит — больно же! А мне лет десять-двенадцать было. Терпи, говорю, тетя Катя, немного осталось. Приехали, только зашла туда — и ты… родился!
Воспоминание омыло Женькины глаза, они заискрились по-детски, удивленно и застенчиво.
И только сейчас вдруг Димка открыл с изумлением: глаза-то у брата синие! Нереально синие! Невозможные на таком широком мясистом лице!
— Так я могу тебя крестным считать! За это надо выпить!
Димка в порыве нежного чувства вскочил, перегнулся через стол, хотел обнять брата, потрясти за плечи… И обнял бы, и потряс, и выпили бы они по-братски, да помешала пуговица на джинсах — зацепилась за край стола и отлетела.
— Вот дьявол! — выругался Димка. — Специально ведь не оторвешь, штука-то прочная! — Он раздвинул стулья, обшарил пол глазами, рукой поискал в углах.
Александр, Женька, Тамара переставляли отяжелевшие ноги, упорно смотрели вниз.
— Але, мужики! Идите сюда, космонавтов кажут! — пьяно позвал Семен.
— Неужели в щель провалилась, — размышлял вслух Димка.
— Бог с ней, — махнул рукой Женька, — у матери полно их. Мать, найди пуговицу!
— Не надо, не надо, — запротестовал Димка. — Тут другая пуговица, не такая! Подпол здесь?
— Не-е, там.
— Все, пиши пропало! И как я умудрился! — Димка поднялся с колен. — Это фирменная пуговица — «Ли Купер»! Без нее штаны уже не то. Полцены им. Там, понимаете, фирма «Ли Купер», — пояснил он.
— Да-а, жалко. И в магазинах, поди, нету таких, — произнесла Тамара чуть ли не единственную за вечер фразу.
Всем стало как-то не по себе. Слишком уж много было туманного, непонятного с этой пуговицей: что за штуковина небывалая и какая сила в ней сокрыта?
— Половицу можно отодрать, — посоветовал вдруг Александр Конищев.
— Ладно, — мужественно сказал Димка, — рубашку навыпуск буду носить. Надо же!
— Если такая уж дорогая пуговица — оторвать половицу, и дело с концом! Прибьем, че ей сделается, — решительно встряла Анна.