Несмотря на то что девушка с рыжими волосами продолжала жить на страницах его произведений, Честертон никогда не рассказывал о ее прообразе. Не рассказывала о поре, предшествовавшей их встрече, и Франсис, а после ее смерти найти какие-либо свидетельства о сестрах Вивиан уже не представлялось возможным. Их забвению способствовало то, что колоритный образ трех сестер из живописного лондонского предместья оказался “замещен” сестрами Блогг, которые обрели литературное бессмертие на страницах романа “Человек, который был Четвергом”. И только рыжеволосая девушка нет-нет да появляется в книгах Честертона и после встречи с Франсис (впрочем, писатель предпринимал попытки сделать ее шатенкой, как Франсис, но получалось это не всегда). Сама Франсис, а они с Честертоном познакомились в 1896 году, не любила рассказывать о себе и, тем более, о прошлом Честертона до встречи с ней. Дороти Коллинз всю жизнь была свято уверена, что в образе худощавого молодого человека Честертон изображал Бентли, а не себя, – неудивительно, если учесть, что она всегда знала Честертона, располневшего после свадьбы, человеком-горой, тогда как Бентли сохранил свой худощавый облик на всю жизнь.
Единственная зацепка – любовное стихотворение Честертона 1890-х годов, столь проникновенное и трагическое, что оно, по-видимому, проливает свет на печальную развязку этой любовной истории. Судя по всему, общение с семейством Вивиан было прервано естественными причинами: в условиях викторианской Англии молодой человек, не имеющий стабильного источника дохода, не мог предложить девушке руку, а стало быть, и настаивать на сохранении отношений.
Написанные в эти же годы сочинения позволяют определить, что прообразом Валентина Амьена послужил Роберт Вернед, погибший на фронте Первой мировой и воспетый Честертоном в образе поэта-рыцаря.
“Бэзил Хоу” важен и интересен тем, что все другие известные нам сочинения Честертона написаны счастливым семьянином, тогда как часть жизни до брака с Франсис была надежно скрыта от анализа, напоминая о себе лишь проходящим через наследие Честертона образом девушки с рыжими волосами, роднящим его с кельтской традицией, с магией и феями. Чем удивляться, различая в сухом и ястребиноликом Бэзиле человека-гору Честертона, стоило бы скорее припомнить шутку, что в каждом толстом человеке скрывается тонкий, отчаянно стремящийся вырваться наружу.
Последний взрослый роман
Стремление к отрезвляющим парадоксам, умение поставить все с ног на голову, чтобы ярче высветить должное положение вещей, видно уже в этом романе – прежде всего в последней сцене, где любовь как родство душ предстает чем-то крайне парадоксальным в сравнении с “обычной” любовью с первого взгляда и именно в этой парадоксальности обретает ценность. Те же, кто читал “Жив-человек”, узнают в пронзительной, почти сказочной сцене из последней главы, когда промокшего и неприкаянного Бэзила приглашают в тепло дома, к камину, в единственно интересующее его общество, возвращение домой Инносента Смита из романа “Жив-человек”, превратившееся в отчаянную и рискованную авантюру.
Г. К. Честертон – классик английской литературы.
Если попытаться выбрать наиболее существенное качество Честертона как писателя и мыслителя, скорее всего, окажется, что качество это – смирение, отсутствие гордыни. Не случайно именно об опасности гордыни он говорит в эссе “Если бы мне дали прочитать одну проповедь”. Такое смирение было в нем самом, в его тщательно создаваемом образе нелепого и эксцентричного чудака, к которому никак не получается отнестись серьезно. Есть оно и в его книгах, герои которых – странные, так и не повзрослевшие дети вроде отца Брауна, лавочника Адама Уэйна или библиотекаря Майкла Херна, деревенщины Эвана Макиэна, просто чудака Инносента Смита, неизменно торжествующие над гордым и серьезным взрослым миром. Впрочем, часто, как в “Возвращении Дон Кихота”, это торжество поражения. И даже если кое-кто из них вроде детектива Сайма или капитана Дэлроя тянет на героя в привычном смысле слова, они слишком фантасмагоричны, чтобы отнестись к ним серьезно. С этим тесно связано и кредо Честертона: “Быть серьезным в отношении к своим убеждениям и несерьезным в отношении к себе” – эхо этой мысли есть и в романе о Бэзиле Хоу. Это качество как будто всегда сопутствует Честертону и его героям, но особенность его первого романа в том, что он дает нам увидеть: чудаковатость и несерьезность по отношению к себе не есть нечто само собой разумеющееся, врожденное и полученное безо всяких усилий.