Чужое тело напрягается, рука, поглаживающая ее ребра, каменеет. Саске все еще не доверяет ей, возможно даже боится того, что происходит между ними. Однако стоит ей двинуться выше, аккуратно провести языком по пульсирующей жилке, как с его губ срывается мягкий, едва слышный стон. От этого звука Сакуре окончательно срывает крышу.
Жар охватывает ее тело, по задней части шеи и спине щекочуще ползут капельки пота — хочется тут же вывернуться из удушающих объятий одежды, ощутить его кожей к коже.
Вслепую целуя гладкую кожу, натыкаясь на изгиб челюсти и влажный уголок рта, Сакура отчаянно желает, чтобы Саске остался навсегда с ней.
Он отстраняется, потянув тунику вверх, выпутывая ее из влажной ткани: воздух в комнате довольно прохладный, вдоль позвонков скользит дрожь, соски почти болезненно напрягаются. Сакура знает, что он видит ее в почти непроглядной темноте особенно четко, поэтому руки против воли тянутся к груди — она неловко обнимает себя, чувствуя себя уязвимой, будто безкожей.
Слышится слабый шорох ткани.
Сакура медлит, однако убирает одну руку от груди, тянется вперед, цепляясь пальцами за густой мрак комнаты, пока не касается его плеча. Кровавые глаза зловеще сияют, наблюдают за ней, но что скрывалось в них, что чувствовал Саске — оставалось неясным. Душа его, казалось, наглухо заперта изнутри.
Пальцы двигаются дальше, очерчивая выступающую косточку ключицы, проходятся по солнечному сплетению к животу с натренированными мышцами, рельефно проступающими сквозь кожу.
Стоит ей наткнуться на пояс штанов, и щеки наливаются привычным стыдливым жаром. Харуно отводит взгляд, вновь прихватывает нижнюю губу зубами, мнется и не знает, что делать дальше.
Саске тут же накрывает ее руку своей, огромной, будто не желая прерываться, и двигает ниже, позволяя ощутить напряженный в возбуждении член. Сакуре страшно и любопытно — чужое дыхание становится прерывистым, тяжелым, стоит ей повторить движение с небольшим нажимом. В какой-то момент Саске отстраняет ее руку, жадно припадает к губам и толкает ее разомлевшее тело на татами, подминая под себя, идеально умещаясь в колыбели широко разведенных бедер.
Вновь слышится шорох ткани: Саске смазано целует ее живот, подцепляет пальцами резинку штанов, отодвигается назад и так же резко стягивает с нее остатки одежды. Тело пробивает дрожь. Харуно страшно от того, что она полностью обнажена перед ним: не только телом, но и душой, до самых костей.
Учиха дышит сбивчиво, оглаживает ее бедро вновь и вновь прежде, чем прижаться к ее груди своей, раскаленной, сильной — Сакура впервые за долгое время чувствует, как узел тревоги ослабляется, позволяя вдохнуть полной грудью. Ведь Саске защитит ее от любой опасности. Он неизмеримо сильнее нее, сильнее Наруто — могущество Учиха бежало по его венам, делая неуязвимым, непобедимым.
Он действительно может защитить ее от всего. Но не от себя самого.
Пальцы бесцеремонно касаются липкой кожи между бедер, размазывая влагу. Сакура краснеет до корней волос, пытается ухватить его запястье с почти униженным «Саске-кун, не нужно», но он непреклонен — запятые быстро вращаются в затянутых алой пленкой шарингана глазах. Харуно замолкает, скользит пятками по скомканному татами и судорожно выдыхает, когда пальцы толкаются в нее, растягивая, поглаживая неровные стенки.
Саске продолжает ввинчиваться в жаркую мокроту между ее ног, губы его задерживаются у вспотевшего виска, на раскаленной скуле, целуют уголок рта. Сакура мечется, не знает, куда себя день от распирающего ощущения внизу. Мир сужается, наполняется пламенем, губы на шее сменяются зубами: он до боли прихватывает нежную кожу, вынимает пальцы и размазывает вязкую влагу, притираясь своими бедрами к ее.
Саске так сладко постанывает, когда проталкивается в нее членом, что жжение и чувство натертости уходят на второй план. Ноги трясутся, сжимаются на его боках, пальцы не слушаются: Сакура безвольно водит ими по мускулистой спине, натыкаясь на выступы лопаток и позвонков, на редкие неровные рубцы.
Ей хочется видеть его лицо, видеть, как трескается извечная маска отчужденности и безразличия. Как распухают его губы и краснеют щеки, как сквозь кожу ветвятся набухшие вены. Сакура прячет лицо на широкой груди, кусает щеку изнутри и прислушивается к загнанному дыханию Саске. Он так распален, так несдержан, что Харуно вдруг начинает дышать в такт ему, тихо постанывая от того, как болезненное давление угасает, сменяясь на приятное трение кожи о кожу.
Ресницы слиплись, бедра заныли от неудобной позы: Саске сжимает ее талию, впиваясь пальцами в чувствительную кожу, и особо сильно, почти безжалостно толкается вперед, а затем и вовсе замирает. Сакуре слышится, как он скрипит зубами.
Она приподнимается на локтях, краем глаза смотри в окно: буря стихла, тяжелые тучи медленно расползаются к горизонту, обнажая бледнеющее в рассветных лучах небо. Рука невольно тянется туда, где мгновение назад соединялись их тела. Сакура выдыхает, ощущая, как пальцы путаются в мокрых волосках.
Саске неотрывно наблюдает за ней, возвышаясь дурным предзнаменованием, словно в ожидании какого-то подвоха, однако стоит ей вновь прилечь на разрушенный татами, как усталость придавливает тело, не позволяя пошевелиться. Веки тяжело закрываются, в голове подбитой птицей бьется один вопрос: «что будет дальше, что будет дальше, что будет дальше?!».
Однако задать его Сакура не успевает: сон затягивает ее сознание в липкую паутину, тело непроизвольно дергается перед тем, как она погружается в дремоту.
Снится ей, как прежде, до боли знакомое убежище Орочимару, душные коридоры, Саске, объятый солнечным светом. Однако теперь его шепот обретает четкость и ясность.
«Я приду за тобой. Обязательно приду еще».