Поглаживая пальцем статуэтку, Квадрига так углубился в мысли, что пропустил очередную горсть дождя, брызгами влетевшую в лавку, шлепанье босых ног и скрип дверной петли, когда на нижний край двери легли детские замурзанные пальчики и острый подбородок.
Два огромных голубых глаза поерзали из стороны в сторону по развешанным у входа бусам и перстенькам.
— Хочу вон то колечко. Где камешек голубенький.
Похоже, девочка, несмотря на крайнюю молодость, хорошо знала, что ей нужно.
— Туркус. Девичий камень.
— Ага. Поскорее, дяденька. У меня ножки замерзли.
Квадрига отпер створку:
— Ну, тогда входи.
Девчонка вытерла ноги о половичок у двери и влезла за стол:
— Ой, куколка!
— Это святая Эриль.
— Можно мне… потрогать?
Она протянула ручки, завернула статуэтку в грязный платок и стала баюкать у живота, напевая.
Фей постарался не рассмеяться. Достал из буфета кофейник и черствые булки на глиняном блюде. Поставил кофе закипать на решетку очага, а булочки на стол. Замарашка тут же утянула одну и громко захрустела.
— Что же ты колечко покупаешь, а не хлеб?
— А меня хлебник прогнал. И я ему в булки наплювала.
— Надеюсь, в эти ты плевать не станешь, — усмехнулся Квадрига.
— Не-е. Дяденька добрый.
— А почему хлебник тебя прогнал, — спросил Филогет, усаживаясь напротив малышки и разливая по чашкам кофе, — «карабелла» была фальшивая?
Девчонка пригубила кофе:
— Ух ты! Горячо… Не. Вот.
И выложила на стол скорлупку, еще более грязную, чем она сама.
Мастер подавился смешком. Задумчиво тронул пальцем скорлупу и удивился ее тяжести.
— Погоди-ка… Тебя, кстати, как звать?
— Мыфка, — отозвалась девочка с набитым ртом.
— Погоди, Мышка. Я сейчас.
Отмытая в горячей мыльной воде скорлупа оказалась из чистого червонного золота. Квадрига проверил ее капелькой кислоты и ошеломленно почесал нос острым краем.
Положил на стол перед девочкой вожделенное колечко и тяжелый от меди кошелек.
— Держи. А если расскажешь, где нашла такое — возьму тебя в дом. Все равно этому горе-продавцу уход нужен.
Девчонка заблестела глазищами:
— Куколку хочу! Она тижолая. У нее ребеночек внутри? Мамка тижолая была. Померла мамка.
— Так ты что же, совсем одна? — Квадрига сглотнул комок.
— Ага, — ответила девчонка простодушно. — А яичко я в канаве нашла, я там тряпки да кости искала. Давай покажу.
И резво вскочила на ноги.
— Но святую Эриль ты вернешь, она мне очень дорога.
— Жадёпа дядька!
Мышка плюнула мастеру в лицо и выскочила за двери. Вытирая глаза, Фей метнулся следом, с порога высматривая, куда она побежала, но девчонка как сквозь землю провалилась.
— Вот дрянь! — выругался Квадрига сквозь зубы, чувствуя себя последним дураком.
Размяк, разнежился, а Мышкино: «У нее ребеночек внутри?» — и вовсе всё из головы выбило. А теперь статуэтки нет. Для кого-то «куколка» — душа и сердце, для кого — просто кусок драгоценного металла. Разломать, переплавить — может произойти что угодно.
«Я ей, заразе мелкой, руки повыдергаю!» — пообещал Квадрига в ярости; запер лавку и скорым шагом направился в «Удавленника», чтобы встретиться с нужными людьми и организовать поиски.
Следующие несколько дней мастер и его помощники процеживали информацию сквозь частое сито.
Мышку никто не пустил бы в Храмовый квартал, где обитали маги, и Цитадель Ордена пламени. Непременно прогнали бы, вздумай она попрошайничать в Верхнем Городе. А вот дальше девчонка могла быть где угодно. Даже вовсе сбежать из Хоррхола.
Хотя поиск Квадрига начал от местности вокруг лавки незадачливого подчиненного.
Хлебник, которому Мышка «наплювала» в булки, как оказалось, жил неподалеку, на рогу улицы. Он часто подкармливал детишек неудачным печевом, но с момента ссоры девчонки не видел. Не мелькала она среди обитателей городского дна, в работных домах, ночлежках, приютах или острогах. В порту никто не брал Мышку на борт, не уходила девчонка с обозами и одинокими телегами сухим путем, не исчезала с бродячими жонглерами. А уж деньгами Квадрига сорил достаточно, чтобы ему не соврали. Упустил он пока единственно Наследников Волка — тех, кто тайно боролся с властью магов над собой и Хоррхолом. Бывало, бандиты эти подбирали детишек и растили, чтобы после вовлечь в свои богомерзкие дела.