— Я не сделала ничего плохого. Я хотела лишь поздороваться. А они… они…
Ладони накрыли ее ладони. Руки были красивыми, с длинными пальцами и гладкой кожей. Плоть в пятнах была неровной и странной, но знакомой больше, чем ее.
Бадб всегда говорила, что в ней были заперты два человека. Один со светлой кожей, другой с темной, и они бились за ее тело, надеясь подавить другого. Она была красивой, и кожа в пятнах делала ее неземной.
Она была одной из самых страшных Туата де Дананн. Отражение и сестра Морриган, богини войны, Бадб летала над полями боя, вызывая страх и панику в сердцах воинов. Многие видели ее как серую ворону, но в пятнах, как на ее коже. Эти вороны питались падалью с войны и отвечали только на ее зов.
Но она была основой жизни Айслинг. Бадб была ее тихой защитницей, которая исцеляла ее ободранные коленки.
— Дитя, ты не сделала ничего плохого. Они глупые создания, они не понимают то, что ты предлагаешь.
— Я предлагаю только дружбу, — прошептала она, — но они бросали в меня камнями.
Ей было всего семь лет, а она уже так много потеряла. Семья бросила ее год назад. Люди не хотели брать к себе юную ведьму, хоть она и работала сильнее, чем о ней заботились. Фейри даже не смотрели на нее, потому что она была подменышем, так что была недостойной. Она была ничем для всех.
Бадб вздохнула и убрала прядь волос Айслинг ей за ухо. Она медленно гладила ее темные волосы, но все равно задевала синяки и мелкие порезы от камней. Жители деревни не впервые напали на Айслинг, но она впервые вызвала к себе Туата де Дананн.
— Они не понимают твою красоту.
— Я не красивая. — Айслинг покачала головой, и волосы упали на ее лицо. — Не как ты.
— Ты милая, но многие считают меня страшной. Красота меняется в сердцах каждого живого существа. Помни это. Я не могу защитить тебя от людей. Это твое проклятие. Но я могу защитить тебя от фейри.
— Я не переживаю из-за фейри. Они всегда были добры со мной.
Бадб помрачнела. Она прищурилась, что-то темное мелькнуло в ее взгляде, вызвав дрожь у Айслинг.
— Фейри тебе не друзья, дитя. Мы не знаем, как дружить с людьми, как ты.
— Как я?
— Ты чудесное создание, тебе суждены великие дела, Айслинг. Но не сближайся с фейри. Слышишь?
— Да, миледи.
Ей это не нравилось. Фейри странно манили ее. Она видела их в лесу всю жизнь. Их крылья трепетали в свете луны, смех плясал на ветру, магия пульсировала в воздухе, пока она не ощущала цитрус на языке. Айслинг нравилось играть в кругах фейри, плясать с ними по вечерам.
Может, потому люди не любили ее. Она знала то, что не должна была.
Айслинг опустила голову и выдохнула.
— Но мне придется отдать лицо?
— Я могу скрыть тебя от фейри, если они не узнают, кто ты.
— Я не знаю, кто я.
Бадб склонилась и поцеловала лоб Айслинг.
— Прости, что пришлось так поступить, моя маленькая воительница. Однажды ты поймешь, кто ты. А пока нам нужно скрывать тебя.
Она не хотела скрываться. Она хотела убежать от людей, что ненавидели ее, и жить с фейри. Но она умоляла Бадб об этом много раз, до боли в горле.
Айслинг не должна была жить с фейри. Бадб сказала, что это было опасно.
Она вздохнула и протянула руки.
— Будет больно?
— Немного. Это того стоит.
Бадб водила пальцами по ладони Айслинг, рисуя раскаленные линии. Ее ногти оставляли темные следы, как кисть. Она снова и снова водила пальцами, пока Айслинг не увидела глаз в центре своей ладони.
— Почему глаз? — спросила она.
— Чтобы твоя энергия была открыта. Я хочу, чтобы ты защищала себя, несмотря на твои оковы. Дай другую.
Магия обвивала пальцы и руки Айслинг. Это не было больно, но и не было приятно. Она выдохнула с шипением, сосредоточилась на биении сердца, пока рисовали другой глаз. В этот раз было хуже, ведь она знала, что ожидать.
Ток наполнил воздух, приподнимая пряди ее волос, жаля ее тело. Бадб работала старательно, пока два глаза не посмотрели на нее.
Айслинг подняла ладони, глядя на глаза. Они моргнули, двигаясь на ее коже.
— Чьи они? — спросила она.
— Твои из другого времени. Кто лучше присмотрит за тобой, если не та, какой ты станешь?
Она кивнула. Это было хорошим решением. Даже в юном возрасте Айслинг понимала, что доверять могла лишь себе.
— А теперь?
— Теперь ты ощутишь боль.
Бадб сжала кончики ее пальцев. Огонь опалил чувствительные подушечки, от боли Айслинг не могла дышать.
— Больно, — проскулила она. — Бадб, прошу.
Пот стекал между ее лопаток, но ее ждало еще семь пальцев. Ее челюсть болела от того, как она сжимала зубы, она задерживала дыхание. Ее ладони отрубили? Казалось, Бадб медленно отпиливала их, но они оставались с ней. Почему они не отваливались, если она резала кости?