— Да ты теперь просто красавчик, Пьетро!
Я кинул скальпель в саквояж, на миг замер, искажая голосовые связки, и спросил своим новым голосом:
— Пьетро? С чего ты взяла?
Софи рассмеялась волнующим грудным смехом.
— О, тебе меня не обмануть, даже не надейся. Узнаю в любом обличье, так и знай.
Она не шутила, и эта уверенность меня откровенно обескуражила.
— Я что-то упускаю? Скажи! Это важно!
Госпожа Робер указала пальцем чуть ниже живота.
— Твое мужское достоинство, Пьетро. Всякий раз оно остается… неизменным.
Я фыркнул.
— Откуда такая категоричность? Объективности ради тебе стоит познакомиться с ним поближе!
Софи покачала головой.
— Не надо все усложнять, Пьетро. Нас слишком многое связывает, чтобы впутывать в отношения еще и постель.
Я лишь кивнул, и тогда хозяйка клуба вытащила из ридикюля и протянула мне не слишком новый на вид, если не сказать — изрядно потрепанный паспорт. Я раскрыл картонную карточку, прочитал:
— Жан-Пьер Симон, — и удивленно хмыкнул. — Не Робер?
— Ты не родной брат, только кузен.
Согласно отметкам пограничной службы Жан-Пьер Симон прибыл на остров два месяца назад и больше Атлантиду не покидал, а внесенное в соответствующие графы описание внешности законного владельца паспорта подходило к моему нынешнему облику наилучшим образом.
— С этим Жаном-Пьером проблем не будет? — поинтересовался я на всякий случай. — Не всплывет в самый неподходящий момент?
— Нет, он отбыл в Новый Свет по фальшивым документам.
— Неприятности с законом?
— Карточные долги.
Я положил паспорт на стол и передвинул к зеркалу один из стульев.
— Подстрижешь? Эти патлы портят мне весь образ!
Софи пригляделась к развешанным на стенах листам с набросками и кивнула.
— Сделаю, — пообещала она, стянула с рук кружевные перчатки и достала из саквояжа ножницы и расческу.
Я уселся на стул и спросил:
— Как все прошло с полицией? Твои высокопоставленные знакомые замолвили за тебя словечко?
Хозяйка клуба поморщилась.
— Учитывая обстоятельства, всем показалось разумным не предавать дело широкой огласке. Убитый со спущенными штанами сыщик не лучшая реклама для Ньютон-Маркта. Если история просочится в прессу, полетят головы.
— Надеюсь, я не слишком сильно приложил детектива-констебля? Он уже дал показания?
Софи перестала щелкать ножницами, заставила меня повернуть голову и лишь после этого ответила:
— Детектив-констебль очнулся и уверенно опознал в напавшем на него человеке Пьетро Моретти, художника клуба «Сирена».
— Как он объясняет свой визит в клуб?
— Никак. Уверяет, что сержант просто велел караулить в коридоре.
— Он не мог не слышать твоих криков!
— Не вертись! — одернула меня Софи.
Я не послушался и задал новый вопрос:
— Уже известно, как они попали внутрь?
— Якобы дверь была не была заперта.
— А сторож?
— Его убивать не собирались. Это вышло случайно, когда он попытался выставить их на улицу. Все списали на оказание сопротивления полицейским при исполнении служебных обязанностей. Расследования не будет.
— Чушь! — зло выругался я. — Что говорит их инспектор?
— Прекрати! — потребовала госпожа Робер. — Не стоит ворошить это дело! Этим и без нас есть кому заняться!
Я покривил уголок рта и перечить не стал. Заставил себя расслабиться и начал любоваться отражением подстригавшей меня женщины. Софи перехватила взгляд и заметила:
— Ты не кажешься особо расстроенным. Надоело возиться с красками?
— Вовсе нет.
Рисовать мне нравилось. Я немало преуспел в этом ремесле, пусть известным живописцем не тал бы даже при самой большой удаче. Для этого не хватало самой малости — вдохновения. Я мог подражать великим и копировать их стиль, но не более того.
— Что же тогда? — заинтересовалась Софи.
— Узнал о себе кое-что новое.
— В самом деле?
— Оказывается, я неплохо стреляю.
Госпожа Робер передернула плечами, словно отгоняя неприятное воспоминание, и начала выстригать затылок. Кожа там оказалась заметно светлее загорелой шеи, и это добавляло моему образу дополнительной убедительности, раз уж Жан-Пьер прибыл в столицу из колониальной Африки лишь пару месяцев назад.
Размеренно щелкали ножницы, состриженные волосы падали на пол и щекотали кожу. Когда на затылке открылась отметина старого ожога, Софи не выдержала и вздохнула.
— Пьетро! Тебе под силу стать самим совершенством, прекрасным, как античный Аполлон, к чему эти шрамы?