— Я могу это сделать.
Винтер отступила назад, держа в руках фотографию.
— Шериф Янсен хранил этот снимок двадцать пять лет. Почему?
— Так ведь преступника так и не поймали? Возможно, шериф думал, что это поможет в конечном итоге опознать убийцу.
Она указала на нечеткий контур грабителя.
— Ноа, эта фигура на фотографии — не более чем темное пятно. На видео должно быть изображение получше, — настаивала она. — И почему вопрос на обороте? Он явно считал, что в стрельбе есть что-то странное.
Ноа нахмурился. Она права? На этом снимке преступник направил пистолет на Лорел Мур, в его свободной руке отчетливо виднелась ее сумочка. Лорел подняла руки вверх, как бы заверяя грабителя, что не собирается доставлять неприятности. Ему не составило бы труда развернуться и исчезнуть в окружающей темноте.
— Что ты собираешься делать? — спросил он.
— Я не уверена. — Винтер пожевала нижнюю губу. — Жаль, что шериф уже умер.
— Почему бы нам не вернуться в Ларкин, и ты сможешь подумать об этом? — предложил Ноа. Оказавшись дома, Винтер могла бы оставить прошлое там, где ему и место. В прошлом.
Она покачала головой.
— Сперва я хочу поговорить с Тилли Лиддон.
— Кто это?
— Она работала кассиром на станции в ту ночь, когда застрелили мою мать, — объяснила Винтер.
— Почему ты хочешь поговорить с ней?
— Когда я читала полицейский отчет…
— Погоди, — перебил он, испытывая шок. — Ты читала полицейский отчет?
Винтер кивнула, как будто для нее совершенно естественно ознакомиться с мельчайшими подробностями убийства матери.
— Я нашла его в кабинете моего отца. Я очень любопытна.
Он прищелкнул языком.
— Ты же знаешь, что говорят про чрезмерное любопытство.
Она лучезарно улыбнулась.
— Я такая, какая есть.
Так и было. Винтер обожала читать, путешествовала по историческим местам, когда у нее появлялось время, и посвятила себя тому, чтобы относиться к своим клиентам так, как будто они ее семья.
— Объясни толком, что тебя беспокоит в кассирше.
— Она утверждала, что находилась на станции одна и что отлучилась в подсобку, — сказала Винтер. — Только услышав выстрелы, она поняла, что совершено преступление, и выбежала на улицу, чтобы обнаружить мою мать мертвой, а грабителя уже и след простыл.
— И?
Винтер подняла фотографию и указала на заправку на заднем плане. Здание выглядело едва ли больше сарая с огромным окном, на котором красовалась надпись «Шелл», и стеклянной дверью.
— Что за человек выглядывает из окна?
Винтер почувствовала напряжение Ноа, хотя и не совсем поняла причину. Ладно, возможно, она просто заблуждалась. Никогда не возникало причин подозревать, что смерть ее матери стала чем-то иным, кроме как цифрой статистики. Еще одна жертва бессмысленного преступления.
Только после того, как она открыла конверт.
Тем не менее, это не походило на дикие обвинения или поспешные выводы. Винтер согласилась с Ноа, что существует дюжина причин, по которым преступник мог нажать на курок. Страх. Наркотики. Безумие…
Но она никак не могла вернуться в Ларкин, не задав несколько вопросов. Шериф Янсен был опытным законником. Если его что-то насторожило на фотографии, то она обязана по крайней мере попытаться узнать больше о том, что произошло той ночью.
Зайдя в офис мотеля, чтобы выписаться, Винтер спросила дорогу к дому Тилли Лиддон. Женщина средних лет без колебаний предоставила подробный маршрут с приятной улыбкой, несмотря на убийства, которые недавно опустошили Пайк. Маленькие города никогда не меняются.
Через десять минут Винтер остановила свой грузовик перед небольшим домиком из каркасных конструкций с узким крыльцом и боковым настилом, покосившимся под тяжестью коробок, пластиковых контейнеров и по меньшей мере двух заплесневелых матрасов.
— Должно быть, это здесь, — пробормотал Ноа, наклонившись вперед, чтобы выглянуть в лобовое стекло.
Винтер сморщила нос. Даже при свете утреннего солнца она почувствовала, как по ней пробежала мелкая дрожь.
— Какое грустное зрелище, правда?
Ноа бросил на нее озадаченный взгляд.
— Дом?
— Да.
— Я не уверен, что испытываю при этом какие-то эмоции, но признаю, что он выглядит запущенным.
Винтер продолжала изучать окна, закрытые плотными шторами, и двор, захламленный мусором.
— Дома сами по себе просто здания, но они отражают людей, которые живут в них, — настаивала она. — Этот дом печальный. Запущенный. Нелюбимый.