Может быть, лучше всего успокоить его, пока он снова не заснет.
— Ты хочешь узнать правду, о чем?
— Лорел.
Винтер оказалась застигнута врасплох. Почему, когда он пришел в себя, первое, о чем подумал, была ее мама? Они явно не любили друг друга, пока она была жива. С другой стороны, возможно, он понял, когда в него стреляли, что это как-то связано со смертью его невестки.
— Я не знаю. — Винтер не могла скрыть разочарования в своем голосе. — И каждый раз, когда пытаюсь что-то выяснить, все становится только хуже.
Сандер повернул голову и уставился невидящим взглядом в потолок. Его горло сжалось, как будто ему трудно глотать.
— Им не следовало жениться, — пробормотал он. — Я предупреждал Эдгара, но она его околдовала.
Винтер почувствовала знакомый приступ раздражения. Ее мама не была святой, но, опять же, как и ее отец.
— Они оба совершали ошибки, — возразила она.
— Да, — прохрипел Сандер. — Молодые. Эгоистичные. Экстравагантные. Наблюдать за ними вместе все равно что наблюдать за плотом, несущимся к краю водопада. Становилось ясно, что они обречены на катастрофу.
Винтер нахмурилась. Он всегда выражался прямолинейно. Обычно слишком откровенно. Ему было не свойственно использовать столь вычурные выражения. Неужели его личное разочарование в выборе невесты для сына вызвало столь бурную реакцию? Или ее родители действительно оказались настолько неуправляемыми?
— Многие первые браки неудачны, — заметила она рассудительным тоном. — Люди разводятся и живут дальше.
Сандер фыркнул в отвращении.
— Только не эти двое.
— Почему нет?
— Одержимость.
Винтер вздрогнула. Она сказала себе, что это из-за прохлады в воздухе. В больнице работал кондиционер, как будто на улице стояла жара в тридцать градусов, а не чуть выше пяти. Но дело не в этом.
Одержимость.
Это слово задело за живое. Как тема, проходящая через фильм ужасов.
Ее родители питали любовь и ненависть друг к другу. Зацикленность Дрейка на женщине, которая украла его сердце. Вожделение доктора Пейтона к ее таланту. Даже отчаянная мечта Тони создать свою гончарную мастерскую.
И безликое чудовище, скрывающееся в тени и только и ждущее, чтобы наброситься снова.
— Это больше не имеет значения, дедушка, — пыталась она успокоить его. — Все в прошлом.
Сандер хмыкнул.
— Было. Похоронено и забыто. — Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. — Зачем ты снова это откопала? Глупая девчонка.
Винтер вздрогнула от его резкого тона. Она слышала, как он часто использовал его в разговоре с другими людьми, но никогда — с ней.
— Я не хотела тебя расстраивать, — произнесла она мягко. — Просто отдохни.
Он заерзал под тонкими одеялами, которые плотно обтягивали его, как будто чувствовал себя в ловушке.
— Я не могу.
— Тебе больно? Может, позвать медсестру?
— Нет. — Его глаза встретились с ее обеспокоенным взглядом. — Мне нужно... — Он сделал паузу, его дыхание громко вырывалось в тишине комнаты. — Прощение.
Глава 28
Винтер говорила мягким, успокаивающим голосом. Она не знала, чем вызвано волнение старика. Может, это реакция на выход из комы? Может быть, из-за лекарств ему снятся кошмары?
— Я прощаю тебя, — заверила она его.
Сандер посмотрел на нее с мольбой.
— Правда?
— Главное, чтобы тебе стало лучше.
Он крепко сжимал ее руку, пока ей не стало больно. Он оказался таким же сильным, как всегда. Это хорошо, сказала Винтер себе, стараясь не вырывать пальцы из его хватки.
— Ты понимаешь, что у меня не осталось выбора, — умолял он.
— Конечно.
— Она собиралась погубить нас.
Винтер замерла, вытеснив из головы беспокойство за деда, когда ее охватило странное чувство. По коже побежали мурашки, которые не имели ничего общего с прохладой в воздухе.
— Она?
— Твоя мать.
Она должна уйти. Ее дедушка находился под действием препаратов и не понимал, что происходит. Но Винтер не могла пошевелиться. Как будто что-то заморозило ее на месте.
— Как она могла погубить вас? — Вопрос вырвался из ее рта прежде, чем она успела его остановить.
Его челюсти сжались, глаза пылали ненавистью.
— Она превратила твоего отца в посмешище, — прорычал Сандер. — Все в Ларкине знали, что она спит со всем, что движется.
— Дедушка...
— Не хватало еще, чтобы он вел себя как размазня. Он, итак, вечно шатался повсюду, уткнувшись носом в книгу. А теперь превратился в мужчину, у которого не хватает яиц, чтобы удовлетворить свою жену. — Старик не дал ей прервать его недовольство. — Слабак.
Винтер сжала губы. Пусть дедушка ранен и, возможно, даже бредит, но она чувствовала себя обязанной защищать своих родителей.
— Почему ты так суров к нему?
— Потому что он последний из Муров, — огрызнулся Сандер. — Мы происходим из старинного рода отважных первопроходцев. Мы работаем руками и ухаживаем за землей. Мы не сидим на заднице в каком-нибудь шикарном офисе.
Винтер вздохнула. Она слышала эту историю тысячу раз. О том, как ее предки отважились на долгое путешествие из Ирландии, чтобы поселиться в Нью-Йорке. Как они своими руками построили повозки и заложили семейное серебро, чтобы купить двух лошадей и отправиться на запад. Иногда рассказ включал в себя сражения с индейцами, иногда они отбивались от бандитов, но в конце концов они упорно шли вперед и основали усадьбу, которая с тех пор принадлежала семье Мур.
— Сейчас не восемнадцатый век, — напомнила она ему мягким тоном.
Его брови сошлись.
— Это традиция Муров.
— Ладно, ладно. Я поняла, — пробормотала Винтер, хотя на самом деле это не так. Каждая семья, не относящаяся к коренному населению, приезжала откуда-то, чтобы обосноваться. Это не делало их особенными.
Словно почувствовав отсутствие у Винтер гордости за первопроходцев, Сандер прищелкнул языком.
— Это еще не все.
— Не все?
— Нет. Дело в деньгах. — В голосе старика слышалось раздражение. — Школьные кредиты, ипотека, бесконечные кредитные карты. Эдгар появлялся у меня каждую неделю с протянутой рукой.
Винтер понадобилась секунда, чтобы понять, что они перешли от раздражения Сандера по поводу отсутствия у его сына мужских качеств и неверности ее матери к другим его претензиям.
— Почему ты просто не отказал?
— Лорел.
Винтер ждала, пока Сандер смотрел на нее с немой мольбой в глазах. Наконец она поняла, что он ждет ее согласия на продолжение. Она колебалась. Предостерегающий шепот побуждал ее уйти. Винтер могла бы позвать медсестру, которая дала бы деду что-нибудь успокаивающее, пока она сходит в приемную за чашкой кофе. Она отчаянно нуждалась в кофеине.
Но вместо этого она произнесла роковые слова.
— А что с ней?
— Она обнаружила мою единственную слабость.
Сандер Мур признался в слабости? Винтер никогда не думала, что услышит такое из его уст.
— Какая слабость?
— Ты, — прошептал он. — Я готов на все ради тебя.
Болезненное волнение сжало ее сердце. Именно Сандер Мур поддерживал ее всю жизнь. Скала, за которую она могла держаться, как бы ни штормило море.
— Я знаю это, дедушка.
— Она угрожала, что заберет тебя.
Винтер дернулась. Этого она ожидала меньше всего.
— Мама?
— Да, твоя мать, — прорычал он.
Винтер растерялась. Лорел Мур ни за что бы не забрала ее. Не для того, чтобы в результате стать матерью-одиночкой.
— Я уверена, что ты, должно быть, неправильно понял.
— Нет, никакого непонимания не возникло, — прорычал он. — Лорел заявилась ко мне домой, размахивая пачкой счетов, и сказала, если я не дам денег, она уедет из Ларкина, и мы больше никогда не увидимся.