Она вздохнула. Ноа прав. Вариантов могло быть еще десятки или даже сотни.
— Значит, мы никогда не узнаем?
Без предупреждения он потянулся через стол, чтобы взять ее за руку. Его кожа была теплой, а ладони — мозолистыми от физического труда. От прикосновения его руки на душе стало спокойнее.
— Винтер...
Его успокаивающие слова прервал резкий визг сирены. Как стая гусей, почуявших опасность, вся закусочная задрала головы, чтобы посмотреть, как пожарная машина проносится по узкой улице с мигающими огнями. Через минуту мимо пронесся внедорожник шерифа.
Клиенты обсуждали произошедшее, а мужчина в соседней кабинке достал из кармана телефон и поднес его к уху. Он коротко поговорил с абонентом, а затем резко поднялся на ноги.
— Мне пора, — объявил он резким голосом. —Пусть Сюзи запишет оплату на мой счет.
Его собеседник посмотрел на него с любопытством.
— Что случилось?
— Пожар в доме Лиддонов, — сказал мужчина. — Они вызывают добровольцев.
— Тилли Лиддон? — уточнил собеседник.
— Да. Я давно предупреждал шерифа, что это место — смертельная ловушка. — Мужчина потянулся за курткой и натянул ее на свою фланелевую рубашку. — Это был лишь вопрос времени, пока она не отравится токсичными отходами или не сожжет себя.
— Тилли в порядке? — спросил кто-то из другой кабинки.
Мужчина выглядел мрачным.
— Похоже, что она заперта внутри.
Винтер слушала этот разговор с ошеломленным недоверием.
— Черт, — пробормотал Ноа, крепче сжимав ее руку, чтобы поднять с места. Затем, бросив на стол двадцатидолларовую купюру, он вытащил ее из закусочной.
Винтер направилась к своему грузовику, припаркованному у здания, и села за руль, когда Ноа забрался рядом. Несколько минут они сидели в тишине, обдумывая ужасную новость.
Винтер заговорила первой.
— Это наша вина?
Ноа развернулся на сиденье, прямо встретившись с ее обеспокоенным взглядом.
— Как это может быть нашей виной?
Она поморщилась, когда сирены продолжали эхом разноситься по улице.
— Это не простое совпадение, что дом Тилли загорелся через час после нашего разговора с ней.
— Ты же слышала их в ресторане. Они ждали, что ее дом загорится...
— Ноа, — перебила она.
Он вздохнул и провел пальцами по темным прядям волос.
— Ладно, это правда сложно назвать совпадением, — нехотя согласился он.
Винтер сжимала руль до побеления костяшек пальцев.
— Есть кто-то, не захотевший, чтобы Тилли с нами разговаривала.
Выражение лица Ноа резко помрачнело.
— Тем больше причин вернуться в Ларкин. Это уже не просто неприятно. Это опасно.
Винтер обдумала его слова. Она не была глупой. И не стремилась привлечь внимание того, кто мог сжечь дом Тилли. Или, что еще хуже, хладнокровно застрелил ее мать. Но если где-то неподалеку скрывается убийца, пытающийся защитить свои секреты, то действительно ли она будет в безопасности, засунув голову в песок?
— Ты думаешь, что возвращение домой защитит меня?
— Да.
Ноа произнес это слово с упрямой уверенностью, но в его глазах читалась тревога, сказавшая Винтер, что он не так уверен, как ей хотелось бы верить.
— Я не могу просто уехать. Мне нужны ответы.
Он тяжело вздохнул.
— У тебя есть какие-нибудь родственники в этом городе?
Винтер покачала головой.
— Мой дедушка умер, когда мама была старшеклассницей, а бабушка скончалась десять лет назад.
— Никаких дядей и теть?
— У моей бабушки случилось несколько выкидышей после рождения моей мамы, поэтому они перестали пытаться.
Ноа смотрел в боковое окно грузовика, как бы прикидывая их ограниченные возможности. Они не могли ходить от двери к двери и спрашивать, не знает ли кто-нибудь, кто мог поджечь дом Тилли. Или помнят ли они перестрелку на заправочной станции «Шелл» двадцать пять лет назад.
— Что случилось с домом твоей бабушки после ее смерти? — спросил наконец он.
— Мой отец его продал. Я использовала часть денег, чтобы построить свои теплицы. — Винтер расстроилась, но смирилась, когда отец сказал ей, что у них есть покупатель на дом. Казалось, что она теряет часть той пожилой женщины, которая прожила здесь более сорока лет. Тем не менее, она не хотела, чтобы дом пришел в упадок, как... — Ох, конечно.
— Что? — спросил Ноа, когда Винтер достала ключи из сумочки и завела двигатель. — Куда мы едем?
— В домик моей матери, — сообщила она ему, выезжая с парковки и направляясь к Парк-стрит, главной улице за городом.
— Где это?
— Всего в нескольких милях к северу от Пайка. Мы будем там меньше чем через полчаса, — заверила она его.
Ноа пристегнул ремень безопасности, но при этом бросил на нее недоуменный взгляд.
— Почему мы едем в этот домик?
У Винтер не нашлось хорошего ответа. По правде говоря, у нее просто не было идей получше.
— В выходные, когда умерла моя мать, она привезла меня в Пайк к бабушке и осталась там, — пробормотала она, набирая скорость, когда они выехали на главную дорогу.
— В домике?
Винтер кивнула.
— Там она могла работать над своими картинами, и ребенок не мешал ее музам.
— Она всегда так делала?
Вопрос возник не случайно. Винтер нахмурилась, затем запоздало поняла, что Ноа хочет понять, мог ли кто-то узнать о распорядке Лорел и проследить за ней. Может быть, из Ларкина.
— Мы приезжали в Пайк, по крайней мере, на один или два выходных каждый месяц.
— И твоя мать всегда уединялась в домике?
— Да, насколько я помню. — Винтер нахмурила брови, пытаясь вынырнуть из давних воспоминаний. — Обычно она отвозила меня к бабушке в пятницу днем и забирала в воскресенье, — сказала она. Точные детали расплывались, но Винтер так и не забыла, как радовалась, когда ее мама доставала чемодан и начинала собирать ее одежду. Винтер обожала проводить время с бабушкой. Никто не говорил ей сидеть прямо или надевать туфли. Ее нос покрывался мукой, а в воздухе пахло дрожжами, маслом и теплой корицей. — В то воскресенье она пришла позже обычного. Я уже успела уснуть, когда она посадила меня в машину. Поэтому я лежала на заднем сиденье, когда... — Винтер замолчала и хмурясь, нажала на педаль газа, когда они достигли окраины города.
— Значит твой отец сразу продал домик? — спросил Ноа, к счастью, не настаивая на подробностях той ночи.
— Нет. Мой дедушка оставил его в доверительном фонде для меня. Пока мне не исполнилось восемнадцать, его нельзя было продать. К тому времени мы оба редко вспоминали, что мамин домик принадлежит мне.
Винтер свернула на подъездную дорогу, и ее грузовик, подпрыгивая на выбоинах, вынужден был сбавить скорость почти до нуля. Висконсинские зимы имеют привычку разъедать дорожное покрытие и превращать его в полосу препятствий.
— Когда ты в последний раз была там?
Винтер наклонилась вперед, сосредоточившись на деревьях, выстроившихся вдоль одной стороны дороги. Она не хотела пропустить поворот.
— Я не была в домике с тех пор, как умерла моя мать.
— И что, он больше не использовался?
Ее губы дрогнули в улыбке. Ноа настолько прикипел к природе, что построил свой дом посреди участка земли в десяти милях от ближайшего города. Чтобы дойти до ближайшего соседа, ему требовалось полдня. Для него совершенно немыслимо владеть участком в лучших местах для охоты и рыбалки и не проводить там каждую свободную минуту.
— Нет. Моя бабушка закрыла окна после похорон мамы и повесила таблички «ВХОД ЗАПРЕШЕН», но никто не заходил внутрь.