забыть обо всем. Засыпать под его ровное дыхание по утрам и просыпаться от поцелуев
ночью. Чтобы обрести новый смысл жизни, делая его счастливым, даря покой его душе. Но этому не суждено сбыться! Он будет счастливым, только без меня! Он сможет! А я?
Я бы просто хотела сохранить его запах на себе, чтобы чувствовать его перед смертью…
Запомнить пронзительно-голубые глаза человека, перевернувшего мой мир, подарившего мне невероятное безумие, веру и силу! И видеть его образ в последние
минуты бытия. Он спасал меня множество раз. Теперь моя очередь!
- Поцелуй меня, мой больше не Безликий! – попросила я, стараясь спрятать волнение. Он
улыбнулся и прижался ко мне теплыми губами. В этот момент мир застыл. В дверь
перестали ломиться, и мы как будто оказались в той теплице среди цветов. Я ничего из
этого не забуду! Мои руки поползли вверх по его шее, лицу, волосам.
- Я люблю тебя, – прошептав, я отстегнула себя от каната, и толкнула его из окна, прежде чем он успел понять, что произошло.
- Что? Нет, Сирена! Нет!
Дверь выломали, я развела руки в стороны, сдаваясь, и отпустила слезы. На меня
набросились со всех сторон, что-то крича, читая права, заламывая руки, ставя на колени. А я смотрела в окно не моргая, где Лето боролся с силой земного притяжения, пытаясь
вернутся назад. Я сломала обратную тягу, зная,что он бы вернулся за мной! Безумная
скорость полета скрывала его в тумане и пыли все больше, оставляя лишь темный
силуэт. Прощай, моя любовь… Я тебя не забуду.
Соломон Лето.
Мы вернулись домой раненные, уставшие, молчаливые. Тора поместили в
реанимацию, Мери все время рядом с ним, остальные зализывают ссадины и переломы
дома. Я смотрю на серый опустевший Хоуп, и он кажется мне чужим. Ни миллионы на
моем счету, ни вода в избытке не радуют. Вместо ожидаемых празднований все молчат, не показывая носа из своих хижин. В честь такой победы должен быть пир, а у нас как
будто траур.
Рико с Дрейком держали меня, не отпуская вернуться за Сиреной: «Это ее выбор»,
«Подумай о своих людях, о Торе», «Без тебя нам отсюда не выбраться» - кричали они, когда я, приземлившись, рвался назад.
И вот я снова среди своих людей. Один. Я чувствую себя странно. Сначала я недоумевал: как я так оплошал? Подпустил рыжеволосую бестию так близко? Хотелось смеяться и
одновременно ломать все вокруг, разрушать то, что о ней напоминает… и то, что не
напоминает, тоже. Гребаное дерьмо! Меня бесит кровать, где она так сладко
потягивалась… Голая, нежная, моя. И в тоже время… лечь бы туда и оказаться рядом с
ней… хоть на один миг, чтобы сказать...
Внезапно мне хочется кричать от того, что я был невнимателен и упустил ее. Не заметил
странный блеск грусти в ее прекрасных глазах, когда мы целовались!
Даже после смерти Джек забрал ее у меня. Мои руки сжались в кулаки до боли, и я
зарычал. Как злой раненый зверь. Если бы я имел душу, то она была бы ее частью, лучшей частью, которую отняли! Сердце вырвали из груди! Я замахнулся рукой и сбил
со стола бутылку. Стукнул кулаком об стену, попав рукой в стекло на старой фотографии
какой-то куртизанки в борделе. Я украл ее десять лет назад, когда она стоила, как два
эко-поселка Оникс, что на западном берегу, одновременно. Одно из первых моих
крупных дел. В тот день я пил и трахался, глядя на нее, думая, что это самое мое
большое достижение. Самое большое счастье – чувство успеха. Но это не так. Это, мать
его, не так! Я разбил ее сейчас, и ничего не почувствовал! Сирена – вот самое дорогое, что когда-либо мне удавалось украсть!
Я украл ее тело, а она – мой разум. Ведь без нее я схожу с ума! Пустота, черная дыра в
груди становится все больше с каждой минутой вдали от нее. А осознание того, что они с
ней сделают, вообще убивает меня. Как будто Джек, мой худший враг, режет мое
прикованное тело на мелкие части и показывает мне каждый кусочек, пока я еще дышу. Хотя нет. Это бы я выдержать смог. А вот страдания моей девочки, моей птички певчей я
вытерпеть не смогу. Я никогда ни за что не платил, до этого момента…
Наверное, я просто не заслужил искупления. Не заслужил ее! Она – как огненный дикий
ангел! Даже в сексе, когда я был голоден и зол, когда давал ей в рот или брал сзади, она
оставалась чистой! Чистой, невинной, но самодостаточной и безумно дорогой!
Несравненная, со своим румянцем на всегда свежей, мраморной коже! А этот носик, усыпанный веснушками, – я ухмыльнулся сам себе,–я его обожаю!
Поначалу я испытывал чувство, что пачкаю ее, поглощая этот яркий свет, который она
излучает. Я упивался этим! Но это не я ее осквернял,–это она меня очищала! Я
схватился за голову руками. Башка сейчас лопнет от этих розовых соплей! Я не
выдерживаю!
– Лето! Угомонись! – заорала Лила, - ты весь красный и вены вздулись на шее!
– Чего тебе? – холодно процедил я, чтобы скрыть злость, бушующую в венах.
– Пришла проверить, как ты. И вижу, что плохо.
Она подошла и положила руку мне на плечо. И в груди сдавило… защемило… сердце.
– Ты не должен сдаваться и…
Но я ответил прежде, чем она смогла бы что-то добавить:
– Я не сдался!
Сестра улыбнулась и сжала мою руку.
- Вот это тот Соло, которого я знаю! Но даже ему нужно отдыхать! – она чмокнула меня
в щеку и, подмигнув, ушла.
Я еще долго смотрел в потолок, лежа на нашей кровати. Больше не моей. Нашей!
*
*
*
Вечер начался с похода к Тору. Он совсем плох, потерял много крови и не
приходит в себя. Рико молчит и пропадает в своей лаборатории, пытаясь найти лекарство
или отвлечься. Мери извелась, орет, требует отвезти его в Глобал или другой мегаполис
мира. И может оно бы и правильно, только из больницы он прямиком попадет за
решетку. К тому же, у нас есть деньги, так что все нужное для его лечения закуплено. Я сидел у постели Торена и пытался говорить. Бардак в мыслях и головная боль –
все, о чем могу поведать брату. Четыре таблетки сразу должны помочь совладать с той
яростью, что кипит в венах, ибо сейчас я чувствую себя таким же беспомощным, как и в
детстве! Это ужасное удушающее чувство. Жизнь Сирены и Тора на волоске, а я не знаю, что делать и с чего начать. Первый раз у меня нет плана! Я перелопатил всю сеть, изучил
всю инфу о тюрьме Глобала. Она, мать его, неприступна! Просмотрел все новости, где
Сирену показывали в серой тюремной рубахе с растрёпанными волосами и в наручниках. Во время просмотра разбил два бокала с виски, стул и планшет. Сейчас, как никогда, мне
нужен совет Тора.
Вот только слышит ли он меня? Я сомневаюсь.
- Я уже здесь, можешь уходить, – тихо прозвучал голос Мери.
Она потирает уставшие глаза. Я отпустил ее поспать, но еще не прошло и 4 часов, как
она снова здесь. Такую заботу и преданность никто никогда не проявлял к Найту. Она и
к Сирене была столь же внимательна, добра и не один раз лечила ее ссадины. Девушка опустилась в коричневое кожаное кресло рядом с кроватью и взяла парня за
руку. Торен не реагирует. Датчики показывают его сердцебиение и артериальное
давление. А истощенное неподвижное тело спокойно лежит на белой кровати в белой, как снег, палате. Уверен, когда он очнется, то не один раз припомнит мне это, ведь он
никогда не любил этот цвет. Слишком яркий, чистый, слишком порядочный цвет для
таких, как он или я.
- Спасибо, – вдруг прошептала Мери, подняв на меня полные боли зеленые глаза. Мои брови сошлись на переносице от удивления.
- За что?
- За Сирену.
Она замолкла на мгновение, переводя взгляд с меня на Торена и обратно.
- И за Тора.
- Не вижу своей заслуги, – просто ответил я.