Я даже улыбнулся. Вот упрямая!
- Пообещайте ее отпустить!
Охранники рассмеялись, удерживая мою девочку.
- Мы казним лишь виновного!
- Прекрасно! Тогда отключите меня! Я совершил много ужасных вещей! Я воровал и
убивал! Издевался над людьми и плевал на законы! Я пренебрегал друзьями и близкими, думая всегда лишь о себе! И это скромный список того, за что даже смерть будет мне
недостаточным наказанием!
Мой голос не дрогнул, говоря все это.
- Этот человек самозванец! – продолжила парировать Сирена. Я поймал ее взгляд. Она
понимает – это я.
- Я – убийца Джека Аарона! И должна понести наказание! – громко и разделяя каждое
слово, продолжила она.
- Я воровал лекарства на заводе, где работаю! И каждый день желаю смерти своему
боссу! Убейте меня! – прозвучал из толпы громкий мужской голос. Какой-то худощавый паренек выбежал ко мне, обходя роботов, которые не
запрограммированы реагировать на внеплановые ситуации.
- Я трахаю свою мачеху! И мне плевать на чувства отца, когда я засаживаю ей каждый
день, пока он лижет жопы на работе! Ведь это из-за него моей матери больше нет!
Отключайте и меня!
- Я фармацевт! Мою девушку-официантку чуть не изнасиловал начальник. И я
подсыпала ему в еду лекарство, от которого его член навсегда останется лишь
писулькой! И я не каюсь! Убейте меня! – выкрикнула пышная девушка.
- Мы все грешники! Мы все убиваем друг друга и самих себя! Казните всех! – вдруг
взбунтовалась толпа.
- И вы – грешники! – тыкнул пальцем в копов парниша.
И понеслось! Толпа разръяенных людей начала громить роботов и дронов. Мужчины, женщины и дети бросились на полицию.
- Правосудия! – орет народ. – Равного для всех!
Защищаясь, охрана подошла теснее к Сирене. Кандалы с ее рук и шеи упали, ее толкнули
в камеру куба. Стеклянная дверь за ее спиной глухо захлопнулась. Вдруг раздался взрыв сигнальной пушки. Главный прокурор города, стоя вдали на
пьедестале, поднес ко рту голограммный микрофон.
- Тихо! – выкрикнул он. – Правосудие действительно свершится для каждого из вас! Но
сначала…
Он подал сигнал полиции.
- Но сначала умрет она!
- Нет! Сирена! – я бросился к ней. Но люди не прекращали нестись, как стадо оленей. Легкий звук шипения начал доносится со стороны ее гробницы. Она задышала ртом, и
начала рыскать по толпе глазами, разыскивая меня. А я никак не мог к ней добраться. Слезы застилают глаза, и я начал орать что-то невнятное. Расталкивая людей изо всех
сил, я смог пробраться к ней.
По ее щекам катятся слезы, она упала на колени и прижалась руками к стеклу. Робот схватил меня и попытался оттянуть от стеклянной преграды между нами.
- Нет, прошу, нет!
Я свернул ему шею и припал к стеклу, положа руки напротив ее. Не смотря на холод
стекла, я ощущаю ее прикосновение!
- Сирена! Моя Сирена! Девочка моя! Прости меня, любимая! Прости!
Я ее не слышу, но вижу по губам, она шепчет мне, что любит! Кислород уходит
мучительно медленно, причиняя ей неимоверную боль, но она держится. И, вытерев
слезы, она пытается успокоить меня смиренным и одухотворенным выражением лица. Ее зрачки расширились, и дыхание остановилось, когда прекрасное тело мягко коснулось
пола.
- Нет! – заорал я, надрывая голос и колотя кулаками в стекло. – Нет!
- Правосудие восторжествовало ровно в полночь! – торжественно продолжил прокурор.
– Да здравствует новый чистый день!
В этот момент я оторвался от стены и скинул свой плащ. Пробравшись к охраняемой
двери, я молвил:
- Пустите забрать ее тело!
- Кто вы?
- Я ее отец! – спокойно продолжил я, уже в новой личине.
Мужчина в форме кивнул и отворил дверь.
Я поднял ее с копны огненных волос на руки, и в этот момент толпа замолкла. Только сейчас до людей дошло, что все затеянное было напрасно!
Ее голова покоится на моей руке, волосы свисают до земли. А ветер, не зная ни о чем, качает тонкую ткань, оголяя ее колени.
- Моя девочка. Прости, что я не смог защитить тебя. Я отвезу тебя домой!
https://vk.com/bestseller_books
Глава 49
Сирена Аарон
Ярость. Страх. Боль. Безысходность. И… любовь. Эти чувства на его лице убивают
меня, ранят тысячами кинжалов в грудь. И каждая секунда кажется пыткой, когда он
бьет кулаками в стекло, разбивая до крови, а ты смотришь и не можешь помочь. Не
можешь обнять его и сказать: «Любимый, все хорошо! Ты не виноват, я сама так решила!
Главное – живи!».
И в тоже время, эти секунды – самый сладкий рай. Ибо я могу видеть его настоящего и
еще разок взглянуть в эти светлые, бездонные и такие любимые глаза. Прикоснуться к
нему, пусть даже сквозь стекло. Ощутить, что он рядом! И никто другой мне больше не
нужен! Ни на этом свете, ни на том!
Я хочу, чтобы он запомнил меня сильной! И изо всех сил я сдерживаю слезы, пытаясь
выглядеть спокойной. И как могу, скрываю дикий огонь, что прожигает мои легкие
насквозь. Сердце сжимает стальными тисками, а руки дрожат. Но он этого не увидит. Я
не позволю!
Умирать страшно? Я солгу сама себе, если скажу, что все это время в тюрьме я не
боялась! Но страшно не утонуть в темноте или взлететь к свету… страшно больше не
увидеть родных, любимых, близких! Страшно больше не вдохнуть запах свежего ветра и
не ощутить тепло солнца на лице. Страшно больше не засмеяться от глупой шутки друга. Страшно не слышать ничего, кроме кромешной тишины. И самое главное, страшно
причинить боль дорогим людям, которым придется жить с этой потерей!
Давление на грудную клетку стало невыносимым. И мозг начинает отключаться… Нет!
Еще секунду! Одну секунду, чтобы посмотреть на него! Мой Соломон!
- Я люблю тебя! Я так люблю тебя! Живи! – шепчу я, но он меня не слышит. Он что-то
мне кричит, его лицо мучительно исказилось. И сейчас мне его очень жаль…
Сфокусировавшись на нем, я расслабилась. Боль сменилась чувством умиротворения и
спокойствия. Лишь стук сердца и тихий шум насоса, откачивающего кислород, поглощает меня, качает на своих легких волнах, влечет… и больше нет сил
сопротивляться.
Но я держу свои глаза открытыми до последнего момента, пока не исчезает все, кроме
его лица во мраке… мой Лето…
Мрак. Густой, сырой тягучий, он поглотил меня… но! Уставший облик Соло… как
яркий лучик, свет в конце тоннеля, он все еще со мной!? Суровое лицо Безликого вдруг
начало смягчаться. Морщинки в уголках глаз – исчезать. Серебряные волоски на висках
– потемнели. Румянец на лице без намека на щетину едва ли виден из-за грязи, какой-то
зеленой краски и раны на виске. Его густые ресницы прикрывают испуганные красные
глаза. И он умоляюще повторяет слова, которые мне не разобрать…
Что происходит? Я посмотрела вниз, на свое платье нежно-розового цвета с оборкой и
рюшами. Это платье мне шила мама… лет 15 назад.
- Папа! Папочка! Прошу! Выслушай меня! Это я – твой сын! – кричит в отчаянии
парнишка, бегущий вслед за отцом моего будущего хозяина.
- Мой сын умер! – Холодный как лед ответ мужчины, кажется, разбил вдребезги сердце
этого мальчика.
И мне стало так грустно и холодно сейчас!
Охрана схватила его. А я стою как замороженная… удивленная и пораженная до
глубины души происходящим. Его тянут, как отребье. Но он не противится. После этих
слов он стал как оловянный неверящий солдатик, которого выбросил ребенок, поиграв. Он просто смотрит на человека, уходящего от нас, и больше нету жизни в его
аквамариновых глазах.
- Пойдем, дочь! – выкрикнула моя мать, схватив меня за руку. Она поволокла меня, маленькую девятилетнюю девочку в сторону машины, в которой нас ждет отец. Я