Раны заживали медленно, но постоянный медицинский надзор и дорогие препараты ускоряли процесс восстановления. К счастью, жизненно важные органы не пострадали. Даже повреждённый левый глаз начинал восстанавливаться, по мере того, как спадал отек с лица. Нестеров целыми днями изучая бумаги и записи, собранные в доме помещика, всё глубже погружался в понимание того, с чем столкнулся. Как оказалось, столичный врач записывал всю последовательность лечения некой девушки по имени София. В его бумагах говорилось о переливании крови, лихорадке и ночном бреде. Доктор пять дней не отходил от кровати пациентки, вытаскивая её буквально с того света, полностью уверенный в том, что травма головы была получена в результате падения с лошади.
Нестеров параллельно начал делать свои собственные записи, восстанавливая хронологию событий.
***
Он сам томился в темнице в то время, когда неизвестный лекарь боролся за жизнь Софии. Спустя пять дней, мужчину выгнали, не дав собрать вещи. Причину столь странного решения не смогла объяснить даже прислуга Елена, которую Нестеров успел опросить перед тем, как её убили.
Борис совершенно отчетливо помнил схватку, которая произошла между ним и одной из сестёр. Он был уверен, что свинцовая пуля, пробив девочке голову насквозь, отправит эту тварь в преисподнюю. Он отчётливо помнил, как вынув нож, направился в сторону Елизаветы, осторожно ступая по ковру, искоса глядя в сторону открытой двери.
Девочка с небольшим отверстием во лбу, из которого текла тоненькая струйка крови, неподвижно лежала на полу. Её сестра София, всё это время свирепствовала на кровати, рыча и протягивая к мужчине руки с заостренными когтями. Её лишённая клыков пасть, походила на кровавую пропасть, из которой извергались отвратительные звуки, сопровождаемые кровавыми брызгами. Блестящие глаза смотрели на мужчину с завораживающей животной ненавистью.
Борис на несколько секунд замер, находясь, словно под гипнозом. Он смотрел на Софию, на её залитый кровью подбородок, не понимая, насколько сильно подвергает себя в этот момент опасности. Острая боль, пронзившая ногу в районе колена, заставила его сбросить с себя оцепенение. Упав на пол, мужчина увидел, как Елизавета, ухмыляясь клыкастой улыбкой, ползёт в его сторону, словно зверь, опираясь на все свои конечности.
Встав из-за письменного стола, Нестеров, уже не так сильно хромая, подошёл к кровати и лёг, закрыв глаза. Его заживающее лицо зудело, словно под кожей копошились черви, но порванные мышцы уже начинали обретать чувствительность. Ключица практически не беспокоила, но резкие движения делать было по-прежнему тяжело.
Пострадавшее тело, ровным счетом, как и изувеченное лицо, от былой красоты на котором останутся только жуткие шрамы, волновали Нестерова Бориса меньше всего. Говоря Абакумову об опасности проникновения неизвестных тварей на улицы больших городов, мужчина не кривил душой. Он верил в то, что подобное может произойти, поскольку сёстры выглядели, как самые обыкновенные дети и лишь когда он направил на одну из них пистолет, то увидел всё уродство их истинного происхождения.
Оттолкнув от себя бездыханное тело служанки Елены, золотоволосая девочка шагнула в комнату, скаля отвратительные, длинные и острые клыки. Её лицо при этом почернело, на нём выступили вены. Глаза заполнила темнота, пальцы на руках искривились, словно птичьи лапы и заостренные ногти на них вытягивались, прорезая плоть, становясь похожими на когти дикого животного. Она рычала, глядя на Нестерова, как на жертву. В её походке, в её взгляде и во всем теле уже не оставалось ничего человеческого.
В дверь постучали. Борис, вынырнув из сна, сел на кровати. С тех пор, как он вернулся в Москву, его мучили кошмары. Стоило только закрыть глаза и немного задремать, как образ девочки-чудовища всплывал перед ним, словно всё пережитое в поместье Звягинцевых повторялось вновь и вновь.