Дверь резко распахнулась. Два человека сразу направили на нас ружья. Дневной свет в тесном полумраке ударил по глазам, отчего их фигуры превратились в серые безликие силуэты. Мгновение спустя, когда руки рефлекторно оказались подняты, а взгляд сумел сфокусироваться, картина не слишком изменилась.
Серые закрытые одежды, серые маски, за которыми виднеются лишь цепкие, озлобленные взгляды. Глаза тут же упали на целящиеся в нас дула.
— Вышли, быстро, — рыкнул на нас один из напавших. Гробовоз подчинился мгновенно, мы с Бездухом — за ним. Мальчишка замешкался буквально на пару секунд, и его тут же за шкирку выволокли из фургона.
Серые маски тут же окружили нас и вывели к остальным. Без жертв среди заключенных не обошлось. Кто-то явно попытался сбежать в суматохе и тут же был убит. Раненых, судя по всему, также добивали. Слишком много тел лежало возле разбитых выстрелами фургонов. Среди конвоиров пленных не брали.
А вытаскивали нападавшие того самого мага. На нём всё та же тюремная роба, но лицо теперь выражает лишь высокомерие, презрение к остальным, выстроенным перед ним и бандитами, что держат выживших на мушке. Ошейник и наручники с него были сняты. Перебирая пальцами, он будто бы наслаждался каждой секундой и смаковал каждый момент свободы.
Всё ещё с оковами на руках, с промелькнувшей на миг радостью, но держащимся в глазах страхом, заключенные смотрели на него и ожидали чего-то. Кто-то смирился, в ком-то ещё тлела надежда.
— Итак, — противным голоском он взял слово, — Вы можете выразить благодарность моим людям за то, что даровали вам свободу. Однако в виду, скажем так, обстоятельств, ваша дальнейшая дорога будет или параллельно моей или отдельно от неё. Так скажите, кто готов послужить на общее благо, и пойти со мной?
Из трёх десятков заключенных только несколько согласились. Маг тут же попросил вывести их из строя.
— Хорош-ш-шо, — протянул он, — Этого достаточно. Освободите их, пусть соберут оружие и снаряжение. Остальные же… Ах да, спасибо, — к нему подошёл один из нападавших и протянул пистоль — блестящее в солнечном свете серебряное оружие с гравировкой в виде рунной вязи, — Как приятно, когда подчиненные — толковые люди. Так вот, с остальными, даст бог, мы больше не свидимся. Прощайте.
С этими словами он повернул руку в сторону стражника, что всё ещё держал за шкирку мальчишку, затем опустил её, взвёл курок и выстрелил.
Одно мгновение, один щелчок, один выстрел, громогласным эхом оставшийся в ушах. Переменилось всё. До этого в голове витал страх, теперь на его место встала самая настоящая ненависть.
Орудие казни ещё дымилось, а эта мразь ухмылялась, смотря на заваливающееся тело невинного мальчишки. Заряд попал точно в левый глаз, на вылет прошибив ему череп. Кровавая клякса украсила серое одеяние стражника, а тому это было только в радость. Он отпустил мёртвое тело, кинув то в грязь.
— Убить всех.
Команда прозвучала коротко. В ту же секунду округу заполонил грохот ружей. Взмыли в воздух алые брызги. Головы впереди стоящих превратились в кровавое месево. Те, кому повезло больше, сразу ринулись в разные стороны. В основном, в лес. Я был среди их числа. Насчёт Гробовоза и Бездуха был не уверен. Когда всё началось, моментально рванул в лес. Ненависть всё ещё бушевала внутри, но спасение жизни было превыше этого.
Выстрелы, будто коса смерти, преследовали меня. Они палили в лес, надеясь задеть ещё кого-то. То и дело рядом взрывались щепки, царапая лицо, вздымалась земля на кочках, заставляя то и дело менять направление.
Но погони не было. Тишина позади, сопровождаемая только шелестом ветра, настала достаточно быстро, но я всё равно бежал вперёд. Прочь, от одиночных выстрелов раздающихся вдали. По сторонам то и дело мелькали человеческие силуэты — такие же счастливчики, кому повезло скрыться.
В какой-то момент усталость дала о себе знать, и нога заныла пронзающей болью. По собственным ощущениям, я сделал марш-бросок в километра три, так что остановившись и убедившись, что преследования более нет, я прислонился спиной к одному из деревьев и, испустив шумных выдох, взмыв взгляд к серым небесам, на несколько секунд закрыл глаза.
Вроде и сидел так совсем недолго, но мгновения стали вечностью. Во тьме возник один единственный миг. Выстрел, и брызги крови — всё, что застыло перед наливающимися кровью глазами. Бешено стучало сердце в нарастающем порыве ненависти. Одно единственное чувство терзало разум — желание убить, растерзатить, повесить, затем воскресить и устроить жестокой мрази пытки девяти кругов ада… И бесконечно повторять этот процесс. Плевать на всю ту охрану, на всех тех ублюдков, что защищают гнилую тварь — мысленно я поклялся себе лично отправить его в глубины преисподней.
Не знаю, сколько я просидел в собственных мыслях, но очнулся только в момент, когда за ближайшими кустами раздался хруст веток. Даже дёрнуться я не успел: силы просто оставили меня, но прошло недостаточно времени, чтобы ноги, спина и всё тело были вновь готовы к резкому движению. Да и как-то плевать стало на всё внезапно. Будь что будет.
Однако чего я не ожидал, так это того, что на поляну буквально вывалятся задыхающийся Гробовоз и кое-как ползущий за ним Бездух.
Глава 20
— О-хо, живой-таки, собака, — с искривлённой улыбкой радостно прохрипел старик…
Удивлению не было предела. Когда всех оглушила канонада выстрелов, люди рванулись в разные стороны. Крики и ругань в первые же мгновения затихли под грохотом ружей, и никто не думал об остальных. Не до этого было. Каждый надеялся лишь на собственное выживание, и я был не исключением.
Сейчас же я был просто-напросто ошарашен. Видеть этих двоих было сродни настоящему чуду, но вот они стоят передо мной — уставшие, грязные и потрёпанные. Серые робы потрёпаны и порваны от веток и кустов. Правый рукав Бездуха отсутствовал и использовался как перевязка левого плеча.
— Давно ты здесь? — резко выдохнув, выпалил вопросом Чарли.
— Не знаю, — покачал я головой, — Но не особо.
— Надо передохнуть, а потом идти дальше, — продолжил Бездух, — Если до темноты из леса не выберемся, мне кони отбросим тут.
— Он пра-а-ав, — хрипотой отозвался Гробовоз и привалился к соседнему дереву, довольно улыбаясь, — Но чуть-чуть времени у нас есть.
— А ты в этом так уверен? — несмотря на общую радость, страх преследования всё ещё занимал ой разум.
— Они — всё. Постреляли и хватит, — процедил старик, — Не побегут по лесу. Кого на месте уроды, — слово он прямо выделил, практически прорычав его, — прикончили, им хватит. На остальных понадеются, что сами сдохнут…
***
Передышка была долгой. Какое-то время мы просто сидели, даже не разговаривали, переводя дыхание. Потом слова нарушили леденяще спокойную тишину. Да и то, обсудили дальнейшие планы, что нам делать. Буквально только что произошедших событий никто из нас не решался коснуться. Слишком это жгло душу. Страхом или ненавистью — неважно.
Мы могли что-то сделать. Возможно, даже ценой своей жизни. Но не сделали. Прошлого уже никак не изменить, и на каждом из нас теперь петлёй повисло тяжёлое чувство вины, от которого просто так было невозможно избавиться.
По едва протоптанной, поросшей травой тропинке мы шли на юго-восток. Вязкая грязь то и дело заставляла останавливаться и задумываться, а не заблудились ли мы. Всё чаще казалось, что путь идёт всё дальше вглубь леса, и лишь небольшие просветы среди ровных и скрюченных, молодых и старых стволов вселяли небольшую надежду. Сколько нервов уходило в бездну, когда эти просветы оказывались травяными проплешинами среди лесного покрывала.
И всё равно мы продолжали идти. Тропинка окончательно исчезла под ковром из опавших гниющих листьев. Небесная серость оставалось неизменной, но ночной мрак неумолимо опускался на мир, пусть у нас в запасе и была фора в пару часов.
Гнетущее молчание под хлюпающие шаги временами разбавлялось разговорами, но накопившаяся усталость, боли в стёртых ногах совершенно не прибавляли желания хоть что-то обсуждать. Не сейчас, по крайней мере.