Аргорум не был приветливым для нас городом. Его стоило покинуть как можно скорее…
Глава 22
Аргорум остался позади. В городишке мы провели лишь одну ночь, утром уже двинулись дальше. Вдвоём.
Как и предполагалось, Бездух отправился иной дорогой. Мы же с Гробовозом сели на попутную повозку и отправились дальше на восток. Прощались тепло, но без лишних эмоций. Пути разошлись, и точка. Больше ничего. Хотя старик всё же был опечален, что его, пусть и не слишком долгому тандему пришла пора подойти к концу.
Путь наш был долгим. И не сказать, что сильно приятным. Между небольшими поселениями переходили пешком, где позволяла возможность. Где-то искали попутчиков, где-то прибивались к идущим караванам.
Останавливаться старались или в самых дешёвых ночлежках, которые только могли найти или же в покинутых, заброшенных зданиях, коих, благо, было в избытке. В одном из небольших городков Гробовоз умудрился выторговать у какой-то старушки за абсолютный бесценок мешковатую сумку и огромную такую же старую простынь. Пусть каждый серебрянник у нас в этот момент был на счету, это значительно облегчило нам жизнь.
Неделю спустя мы уже ступали по землям Алридинцев. Северо-восток ещё в стародавние по меркам этого континента времена был заселён этим северным народом. Из того, что я знал, они чем-то были похожи на восточных славян. По крайней мере, исходя из того, что я видел в их культуре.
Стоило оказаться в их провинциях, и практически сразу же равнины с то и дело сменяющими друг друга прослойками сосен сменились на тёмную, густую тайгу. Древесная чернота окутывала со всех сторон, периодически обнажая пасмурные просветы затянутого облаками неба. Иногда вдалеке начинали виднеться силуэты полузаброшенных или совсем оставленных деревень.
Большие города и вовсе не возникали на пути. Встреченные же поселения больше напоминали небольшие охотничьи перевалочные пункты, деревушки лесорубов или вовсе обросшие домами лесные лагеря.
Люд здесь не был особо приветственным. Приехали, отдохнули? Милости просим, валите отсюда. Больше, чем на несколько часов, не оставались. Народ здесь несколько отличался от имперцев. Круглолицые, с более бледной кожей и гораздо чаще встречающимися светлыми волосами, зачастую плотное, коренастое телосложение. Здешние жители вполне спокойно общались сразу на двух языках — Имперском и Алридинском. Второй, к моему неудивлению, от части был даже весьма похож на русский, и многие слова интуитивно можно было понять. Хотя здешняя грамматика вызывала очень много вопросов.
Впрочем, не об этом сейчас. Вместе с небольшим караваном, следующим к довольно большому портовому городу под названием Морейск, мы проехали четыре дня. Затем уже пешим ходом отправились на юг. Шли чуть менее дня. Ещё не успело совсем исчезнуть скрытое за полчищами облаков солнце, мы достигли его. Села, что называлось Когарово. Вернее, того, что от него осталось.
Во время нашего пути Гробовоз довольно много рассказывал об этом относительно небольшом селе. При том, что в нём жило всего две сотни душ, в сравнении с остальными его можно было назвать богатым.
Ткацкая мастерская одного известного алридинского портного обеспечивала городу необходимые финансы, и жители его всегда были обеспечены необходимым. По краям параллельно расположенных улиц стояли ряды аккуратных бревенчатых домов. Без каких-то излишеств, но более чем комфортные для проживания семьи из четырёх-пяти человек. Была в селе и местная корчма. Не одно из тех грязных, пыльных, вонючих заведений, в которые не зайдёшь из-за страха быть ограбленным или отравленным местными харчами, а вполне себе аккуратная таверна, где здешние работяги собирались по вечерам и довольно бодро и весело коротали время.
Правда, сейчас ни от домов, ни от таверны, ни от лесопилки, где трудились местные жители, ни осталось и следа тех былых прекрасных времён.
Изодранный белоснежный флаг с тремя красными звёздами на жёлтом полотне и покосившийся, покрытый грязью указатель с почти не читающимися буквами встретили нас. А впереди словно призрак стояла оставленная, заброшенная, покинутая деревушка.
Выцветшие, посеревшие, обесцвеченные, бездушные остатки от горелых, разрушенных домов окружали поросшую травой каменистую дорожку. Заросшие бурьяном участки стыдлио закрывали собой эти чернеющие силуэты халуп, будто бы не хотели, чтобы глаза случайных путников видели это.
Гробовоз молчал. Но даже без слов, без единого звука в его глазах читалось отчаяние, страх и горькая печаль. Он плёлся по дороге, притаптывая таращащуюся траву, бросал короткие взоры по сторонам, а затем закрывал глаза, сжимал зубы от накатывающей злости и продолжал идти.
Не такого зрелища хотел увидеть старик в этот момент. Но продолжал идти и смотреть на умершую деревню. Но в какой-то момент остановился.
Небольшой бревенчатый дом, такой же как и остальные, стоял на участке перед ним. Выцветший, просевший, покосившийся, он выглядел бледной тенью былых времён. Гробовоз сделал пару шагов вперёд, толкнул деревянную калитку. Прогнившие доски поддались, и дверца со скрипом открылась. Он прошёл на участок, пробиваясь сквозь заросли расползшегося кустарника и резко остановился. Прямо перед собой он увидел два совсем небольших холмика с безымянными могильными плитами.
Я молча следовал за ним, но на участок не решился заходить. И прямо сейчас видел, как из глаз старика полились слёзы. Без единого звука, без единого всхлипа. Он смотрел на две небольшие могилки и рыдал.
— Ксавьер… — я позвал его по имени лишь некоторое время спустя, долго не решаясь что-то сказать. Сейчас не хотелось слышать эту дурацкую практически намертво приклеившуюся кличку «Гробовоз».
Передо мной стоял не тот, вечно развесёлый старикан, некогда не унывающий и всегда смотрящий на всех с улыбкой, а человек, на глазах которого трагедия разрушила абсолютно все ожидания и надежды, не оставив ничего кроме горестного тлена.
— Нам не стоило сюда приходить, — прохрипел он, вытирая не прекращающиеся слёзы.
Старик медленно подошёл к калитке, крепко взялся ладонью, а затем закрыл её передо мной.
— Тебе нужно идти дальше, — сказал следом, — Это ведь явно не то место, где ты хочешь закончить свой путь.
— А как же ты? — я настороженно взглянул на него. Мне совершенно не нравились мысли, куда он клонит.
— А что я? — с отрешённым недоумением задал он мне ответный вопрос, сразу же затем ответил, — Я — старик, дом которого здесь. Дом, который нужно привести в порядок хотя бы ради приличия.
— Один, в заброшенной деревне, без крыши, без еды, без денег.
— Крыша у меня есть, — остановил он меня, — Дом родной защитит от бед. Я — не один, они со мной, хоть не был я рядом в тот момент, как потерял их. Но сейчас, пусть я не могу вернуть то, что упустил, я могу хоть немного побыть с ними, успокоить их. Они ждали меня, а я не пришёл. Только сейчас, и где мы. Я хочу привести это меня хоть немного в нормальный вид, чтобы сюда можно было вернуться. Навечно я здесь не останусь. Приберусь, поухаживаю за ними, а потом отправлюсь дальше. Я — стар, но не настолько, чтобы обрывать свою жизнь. Еду я найду, ягод здесь много. Денюжки тоже, думаю, найду. Дом поможет. А если нет, то покойникам они не к чему: от дьяволицы не откупишься, а господу они не за чем. Живым они нужнее, а у тебя их осталось мало, но на один ночлег и одну поездку хватит. Езжай в Вариенвуд, езжай из Ржеслава, но езжай утром. Сейчас до ночи будет опасно туда идти.
В его словах был резон, но я уже не был уверен в благоразумии Ксавьера. Оставлять его одного было опасно, хотя во мне горело желание бросить всё ко всем чертям и сию секунду чуть не бегом отправиться дальше. Но я не стал.
Остаток светлой части дня старик выдёргивал бурьян, осмотрел то, что осталось от дома. Удивительно, но вынесли не так много: посуду, украшения, одну единственную картину. Но тайник так и не был обнаружен, и слова, что дом поможет, оказались правдой. Со словами «Чтоб точно добрался» он отдал мне одну золотую монету из мешочка, что достал из-под выступающей доски.