Моего отца звали Акмар-Вал, Избегающий Удара, он служил в штабе одной из сухопутных армий. В последний раз мы виделись с ним примерно за месяц до начала большой войны, когда небо уже закрыл Смутный Купол. Папа помогал нам собирать вещи для переезда в наш старый дом в гигаполисе Фаор. Тогда уже нередко случались военные столкновения и провокации, и он говорил, что гигаполис отлично защищён, и даже в случае масштабной войны там будет безопасно. Мы с мамой тихо плакали, потому что переживали предстоящее расставание. Братик ещё не мог собрать даже собственные игрушки - он был совсем мал, только и умел тогда, что проситься на горшок, но он уже понимал, что происходит что-то плохое, и периодически начинал реветь, вытирая слёзы кулачками, и сквозь слёзы звать нас - то маму, то папу, то меня. А наш отец, складывая вещи в чемоданы, время от времени отрывался от этого занятия и принимался нас успокаивать, и это иногда действовало: мы все переставали лить слёзыи всхлипывать, но ненадолго. А потом он уехал на юг, а мы с вещами - на север, и больше мы его не видели. Долго никаких сообщений ни от него, ни о нём к нам не поступало, поэтому я надеялась и молила Близнецов, чтобы он был жив и здоров, чтобы оказалось так, что он просто не имеет возможности послать нам весточку. Мудрые люди учат нас, что просьбы к богам должны быть так же разумны, как и искренни, и что они не любят пустых попрошаек. Но разве могла я обидеть их, моля о сохранении жизни собственного отца?..
Так случилось, что по дороге мы попали под ракетный удар - это была одна из предвоенных провокаций Альянса, который уже тогда не брезговал убивать наше мирное население. Боеприпасов взорвалось мало, но они были с какой-то ядовитой смесью. Все мы получили различные ранения, а также заболели от отравления. Мама с братом выздоровели вскоре после переезда в Фаор, а моя болезнь всё не проходила. Потом вроде начала проходить, я почувствовала себя лучше, но вдруг у меня стали отниматься ноги. Меня положили в госпиталь, но на третий день выписали обратно домой. Доктора не могли сказать ничего утешительного: те повреждения, что я получила по дороге в гигаполис, привели к болезни нервной системы, которая со временем только прогрессирует, до тех пор, пока не наступает полный паралич и смерть. Они сказали, что при хорошем питании и постоянном приёме лекарств я могу ещё прожить какое-то время - может быть, год, может быть, даже два. Лекарства, питание - на это у нашей семьи тогда не было средств, и надо ли объяснять, в каком мы были в отчаянии. Ардуг не присылает беды по одной: едва мы успели осознать это несчастье, как в наш дом постучался офицер, который принёс нам трагическую весть о нашем отце. Официальная бумага извещала, что Акмар-Вал погиб геройской смертью. Моя мама в тот день стала совсем другой: её, жизнерадостную и энергичную женщину, на которую заглядывались мужчины и которой никто не дал бы больше 20 лет от роду, словно саму накрыла тень смерти: волосы мамы поседели, она стала сутулится, лицо её пересекли морщины и складки. Как будто она хотела забрать лишь одной себе всю горечь пролившихся на нас несчастий. Разгоралась война, начались проблемы со снабжением гигаполиса продуктами и лекарствами, и наше положение стало совсем безнадёжным. Но в Фаоре жили наши родственники, некоторые занимали высокие посты и имели изрядный достаток - узнав о нашем положении, они решили поддержать нашу семью. И вскоре я получила необходимые мне лекарства и питание, кроме того, они также отремонтировали наш старый дом и оказывали всю возможную моральную поддержку. Пусть все благословения снизойдут на вас за это, дядюшка Дишмук, тётушка Малати, и все остальные любящие нас родные люди!
Тем не менее, я ясно понимала, что умираю, об этом не давали забыть и боль, особенно донимавшая ночами, и моя физическая немощь, которые возрастали день ото дня. Невозможно описать все муки, и душевные, и физические, что мне пришлось тогда претерпеть.
Много раз я хотела свести счёты с жизнью. Как мне тогда казалось, у меня или не хватало духу, или - однажды - доза опия оказалась не смертельной. Я лишь провела много дней в больнице, сгорая под укоряющими взглядами персонала и стыдясь сочувствия своих родных. Лишь мой мудрейший наставник смог объяснить мне, что дух мой был достаточно силён, но так просто расстаться с жизнью по собственной воле нельзя. Что на самом деле я несколько раз накладывала на себя руки, только я этого не помню. Всякий раз, когда я делала это, моя душа возвращалась к тому моменту, когда я колебалась принять роковое решение. Я не помню этого, потому что наша память помнит лишь прошлое. Так странно, но справедливо устроен мир: нужно пройти весь свой земной путь, порой проходить его по многу раз, пока дух твой не достигнет просветления, и только тогда он покинет эту жизнь навсегда, чтобы стать свободным. Величайшая удача и благо, если добрый имудрый наставник сопровождает тебя на этом пути. И когда я в очередной раз вспоминаю, какими благодеяниями добрейший учитель Рамбун одарил свою скромнейшую ученицу, моё сердце наполняется чувством благодарности и признательности к нему!
В последнее время, живя в старом доме родителей, я уже совсем не могла ходить и обычно сидела в большом кресле у окна. Добрая тётушка Малати, двоюродная сестра моей мамы, каждые выходные приходила к нам в гости и приносила всякие интересные книги для меня; удивительно, но они так же помогают забыть о боли, как и лекарства. Я читала каждую книгу обычно по два раза, а некоторые места учила наизусть. В том кресле у окна я перечитала, наверное, добрую половину той публичной библиотеки, которой заведовала тётя Малати. И ещё я подолгу смотрела на улицу. Наша улица маленькая, на ней не было никаких движущихся тротуаров и транспортных линий, ездили по ней только велосипеды и мотоколяски. На другой её стороне были видны фасады двух и трёхэтажных домиков, нижние этажи которых скрывали густые палисадники, а за фасадами пестрели многочисленные крыши других таких же домиков - так до самой электростанции, огромные башни-трубы которой можно было увидеть за много кварталов, особенно когда ветер разгонял городской смог. День за днём менялась погода, и я чувствовала, как моё время утекает и сезоны за окном в последний раз сменяются для меня. Я наблюдала, как по утрам люди бодро и с серьёзными лицами спешили из дома, кто на работу, кто на учёбу, а вечером взрослые выглядели уставшими, а дети наоборот, так, словно избавились наконец от тяжкой ноши, и все они тоже спешили - на этот раз по своим домам. В праздник или выходной день всё менялось: многие горожане уже не торопясь, парами или семьями, или небольшими весёлыми компаниями, проходили по нашей улице в общественные места, где люди обычно развлекаются или просто приятно проводят время. Они улыбались и смеялись. Хотя были, конечно, и те, кто спешил с серьёзным лицом - ведь война всё-таки, и далеко не у всех бывают свободные для отдыха дни.
Постепенно я стала запоминать и узнавать многих из тех, кто проходил мимо моего окна более-менее регулярно. Особенно мне запомнился один юноша в форме курсанта Академии разведки, что была примерно в двух кварталах, на соседней большой улице. Когда я впервые обратила внимание на этого юношу, мне подумалось, что таким, наверное, был в молодости мой отец - ещё до того, как встретился с моей мамой. Нет, лицом этот юноша не был на него похож... или, может быть, совсем немного. Но мой отец тоже был молод, строен и ходил в почти такой же форме - у нас есть его фотография тех лет - фотография в рамке из бамбука стояла на алтаре Близнецов рядом с его последней фотографией, сделанной незадолго до нашего расставания. Однажды я услышала, как этого юношу громко окликают его товарищи. Они кричали почти через всю улицу, произнесли его имя несколько раз. Адиша! Адиша - вот как его зовут. Так как он воин, то значит Адиша-Вал. Я рассудила так: хотя сейчас обучают на офицеров юношей из разных династий, но Адиша очень аккуратно одет и вообще выглядит ухоженным, подтянутым и держится с достоинством. И он ходит не через транспортный узел, а пешеходными улочками, значит и живёт он где-то рядом в своём доме, значит он горожанин. Он не похож на потомка заводских техников - те всегда держатся небольшими компаниями и их развязное поведение и показная бравада всем известны, а фермерские дети так вообще живут в бараках при Академии и выглядят несколько помятыми, потому что у них нет условий наводить на себя лоск. Моряки, жрецы, целители - все они учились бы в других местах. Про редкие династии гадать вообще нет смысла... В общем, Адиша-Вал, юный воин. Как-то так получилось, что я стала с нетерпением ждать каждого случая увидеть Адишу и, когда наконец замечала его на улице, моё сердце начинало сильно колотиться. Так я влюбилась в этого юношу...