На всех нас произвел впечатление уровень интереса к шахматам в Великобритании. Каждый день за билетами выстраивалась длинная очередь. Здесь, по словам «Times», были «и загорелые туристы в куртках-алясках, по виду которых можно было предположить, что они только что успешно штурмовали альпийские вершины; и люди постарше, с крупными восточно-европейскими чертами лиц, за которыми скрывается, по-видимому, глубокое и серьезное понимание шахматной игры; и девушки, одетые с иголочки; и солидные конторские служащие, только что покинувшие рабочие места».
Новейшая технология позволяла немедленно передать каждый ход на мониторы: фигуры и доска были оснащены чувствительными устройствами, соединенными с компьютером. Эта система, созданная Дэвидом Леви и Кевином О'Коннелом из фирмы «Intelligent Chess Software», повысила зрелищность шахмат, существенно облегчив их показ по телевидению. Один комментатор писал: «Главная функция чемпиона и претендента в их состязании на сцене бального зала — сделать ход. Он сразу передается на тысячи телеэкранов, разбросанных по всему отелю. В барах, комнатах для совещаний, помещениях для прессы, фойе, просмотровых и демонстрационных залах, курительных тут же начинается обсуждение новых возможностей… Шахматы, пожалуй, единственная игра в мире, которая не привлекает зрителя как такового: здесь все — участники!»
Мы жили недалеко от Кенсингтон-гарден, в просторном доме, найденном для нас Эндрью Пейджем — англичанином, с которым накануне лондонского матча я заключил не совсем обычный договор и который стал моим западным менеджером. Впервые мы с ним встретились в 1983 году, когда он вел со мной переговоры от имени компьютерной фирмы «Scisys». Позже, когда контракт нужно было перезаключить (все модели шахматных компьютеров, выпускаемые фирмой, получали название «Каспаров»), мы обсудили возможность непосредственного сотрудничества. Наличие на Западе человека, ведущего от моего имени переговоры со спонсорами и организаторами, давало очевидные преимущества. Трудно было бы заниматься этим прямо из Баку, в особенности для такого молодого человека, как я, не имеющего опыта коммерческой деятельности. Кроме всего прочего, это экономило мне массу времени. К сожалению, эта разумная мера вызвала много нареканий со стороны официальных лиц, которых начинала пугать моя растущая независимость.
В отличие от прошлого матча, в стартовой партии все обошлось без волнений — ничья на 21-м ходу. Хотя следует отметить, что впервые в своей практике я применил защиту Грюнфельда — довольно ответственный эксперимент для матча такого уровня. И в 3-й партии этот дебют позволил мне черными без особых хлопот сделать ничью.
Моя игра белыми была агрессивной. Правда, во 2-й партии, добившись большого позиционного перевеса, я в цейтноте упустил форсированный выигрыш, но победой в 4-й вполне мог гордиться — нестандартные решения в миттельшпиле и уверенная реализация перевеса в эндшпиле позволили создать цельное произведение. Увы, равновесие в счете было тут же восстановлено: в 5-й партии Карпов серией сильных и уверенных ходов опроверг подготовленный мною дома крайне рискованный дебютный план. 6-я партия, в которой мне после чересчур активной игры в дебюте пришлось кропотливой защитой спасать худший эндшпиль, послужила как бы прологом к двум захватывающим поединкам.
В 7-й партии «оригинальная» трактовка дебюта вновь привела меня на грань катастрофы, однако, получив стратегически выигрышную позицию, Карпов вместо наступления на королевском фланге переключился на другой участок доски, тем самым позволив черным создать контригру. Вскоре мне удалось окончательно захватить инициативу, но в обоюдном цейтноте я не нашел сильнейшего продолжения, и поединок завершился вничью. Накал борьбы был очень высок, но все же он не идет ни в какое сравнение с тем, что происходило в следующей партии.
Пожертвовав пешку сразу по выходе из дебюта, белые получили богатые атакующие возможности, и могло показаться, что оборонительные порядки черных на королевском фланге будут быстро сметены. Но Карпов, проявив завидную цепкость в защите, сумел отразить первый натиск. Правда, белые могли выиграть качество, но тогда бы позиция упрощалась и черные имели неплохую позиционную компенсацию. Поэтому я предпочел еще больше осложнить игру, надеясь использовать надвигающийся цейтнот соперника.
Похожий сюжет встречался на старте безлимитного матча, и, видимо, памятуя о своих прошлых достижениях, Карпов решил сыграть на победу. Но на этот раз выдержать напряжение борьбы ему оказалось не под силу. Не сумев сориентироваться в стремительно меняющейся обстановке, он просрочил время за 10 ходов до контроля — случай уникальный в матчах на первенство мира! Последующий анализ показал, что в этот момент угрозы белых были уже неотразимы. Один из гроссмейстеров сказал: «Цейтнот был таков, что у меня свело живот от волнения. Это была жуткая партия, но в осложнениях нервы Каспарова оказались крепче».
Побывав в нокдауне, Карпов вынужден был взять тайм-аут. И все же он не смог полностью прийти в себя к следующему поединку. После того как мне черными удалось получить полноправную игру, он сразу же форсировал ничью повторением ходов. А в 10-й партии неточная игра Карпова в чуть худшем эндшпиле дала мне серьезные шансы на победу. Однако, проскочив по инерции контрольный, 40-й ход, я тут же допустил ошибку, позволившую черным защититься.
Несмотря на отсутствие ясного пути к выигрышу, отказ от доигрывания был с моей стороны непростительной психологической уступкой. Во-первых, Карпову предстояло еще проявить известную точность, во-вторых, после тяжелой защиты ему было бы очень трудно переключиться на активную игру. А избежав утомительного доигрывания, Карпов в 11-й партии дал настоящий бой, предложив в дебюте обоюдоострую жертву качества. В итоге эта волнующая битва, завершившаяся ничьей, получила по рекомендации ведущих английских гроссмейстеров специальный приз фирмы «Save and Prosper».
К тому моменту очереди за билетами превратились в толпы, и в Грин-парке пришлось установить огромную демонстрационную доску для тех, кто не попал в зал. «Observer» писал: «Каспаров и Карпов проявили величайшее мастерство, доступное человеческому разуму; собственно, оно лежит за пределами разума, потому что научиться так играть нельзя. Они играют на таком уровне, на таком пределе сложности, который доступен только им. Даже когда некоторые из их партий близки к завершению, всемирно известные гроссмейстеры не могут определить, кто же из них победит».
Столь восторженная оценка нашей игры оказалась поспешной — впоследствии выяснилось, что по ходу 11-й партии соперники обменивались ошибками, кардинально менявшими оценку позиции. На мой взгляд, 4-я партия имела больше оснований быть отмеченной, но, признав 11-ю лучшей из сыгранных в Лондоне, англичане лишний раз подчеркнули свой нейтралитет. Приз в 10 тысяч фунтов стерлингов (выданный золотыми соверенами) был поровну разделен между обоими участниками.
На фоне предыдущих треволнений 12-я партия выглядела довольно пресной: минимальный перевес белых быстро испарился, и на 34-м ходу была зафиксирована ничья.
Итак, лондонская половина матча завершилась с результатом 6,5:5,5 в мою пользу. В целом у меня не было оснований для недовольства — и счетом, и игрой. Смущало, правда, то, что большая предматчевая дебютная подготовка не приносила желанных плодов. Однако общий характер борьбы мне нравился, и было не видно, за счет чего Карпов может выиграть в Ленинграде с преимуществом в два очка?
Матч был прекрасно организован, во многом благодаря щедрой финансовой помощи, которую завещал Совет Большого Лондона, «похороненный» правительством Тэтчер. На церемонии закрытия бывший премьер-министр лейбористского правительства лорд Каллаган не без иронии заметил по этому поводу: «Шекспир не всегда прав, говоря, что зло, содеянное людьми, живет после их смерти, а добро часто бывает захоронено вместе с их останками».