– От кого ограждаться? Все оставшиеся влачат жалкое существование, как и мы. Живут разрозненно, семьями.
– Откуда вы знаете? – кричали снизу. – Может быть, саранча из отбросов последней цивилизации уже организовалась?
Попутно возникли другие вопросы.
– А как с правилами совместного проживания, решением возможных внутренних конфликтов и споров?
– И с планированием производимых работ, особенно больших сооружений, необходимых всем?
Кучка тунеядцев-художников предложила заменить идеологию, которой пока нет, искусством, которое снова расцветет.
Михеев предложил даже не давать избирательных прав женщинам. Их надо любить и беречь от социальных потрясений, не их дело социальное устройство, любовь чувственна, а не рациональна. В его голове, наверно, сидел кирпич "Молота ведьм".
Так рушилась наша первоначальная благодушная вера в демократию. Неужели повторение прежнего пути неизбежно?
– Эта Конституция, – защищал свое творение Павел, – будет иной, чем обнуленная конституция в старой цивилизации. В ней предусматриваются необходимые изменения по требованию снизу, а не просто чтобы продлить одну и ту же власть.
Потом перешли к проблеме управления полисом. Сразу же возникли непримиримые споры о том, что такое власть, правительство и государство вообще. Начать ли путь, как Древняя Греция и Рим в первые этапы их развития, когда они избрали самый верный для истории путь – стали демократическими республиками (демократия переводится как народное правление, республика – общественное дело), исключая, конечно, рабство?
У нас были смутные представления об этом, как, впрочем, и обо всем другом, несмотря на то, что мы считали себя стоящими на вершине знаний человечества. Но это оказалось вершиной общепринятых мнений, притворяющихся знанием, ибо все оказалось по-другому, и мы не понимали этого другого. Кроме того, иерархия устроения человечества дилетантски виделась нам, как необходимая пирамида, где человеческий род, со своей свободной волей и самостоятельностью выживания, снизу мрачно взглядывает на вершину, то есть власть, которая опутывает его невидимыми нитями, конечно, в заботе о сохранении нас (а, по мнению оппозиции, себя).
Хотелось не повторять ошибок старой истории, рожденной сакральными вождями, которых хоронили в величественных пирамидах и мавзолеях.
Я встал на верхнюю ступеньку и заговорил громко, перебивая разноголосицу толпы:
– Как сделать так, чтобы власть была незаметна для свободного гражданина, не мешала ему творить жизнь, не ломая его через колено во имя неких целей, которые она считает правильными? Тем более для своего сохранения?
Михеев внизу почему-то горячился:
– Власть должна быть жесткой, чтобы нас защищала, и мы не погрязли в самосудах и убийствах! А вы демократы, тащите нас в хаос. Кто вас подзуживает?
Казалось, он говорит это назло нам, «либералам». Я нарочито повернулся вокруг себя:
– Так, вроде, печеньки приносить некому.
Все засмеялись.
– Власть должна охранять себя, – убежденно поддержал Юдин, стоя рядом с Михеевым. – Иначе ее никто не будет уважать, и общество развалится.
Это было странно – в памяти большей части новых граждан оставалось все, чем жили до исчезновения человечества. Остались незыблемыми старые слежавшиеся страхи перед неустойчивостью жизни при любом изменения порядка, тем более революционного, и желание не трогать старый порядок, понятного вождя и силовые структуры, оберегающие от окруживших внешних врагов и внутренних предателей. Вера в устойчивость власти исходит из ощущения извечности установленного порядка. Мне показалось, Михеева поддерживает большинство.
– Избранная власть должна состоять из честных и образованных граждан! – провозгласил Марк.
Анархисты, из числа приблудившихся к нам, были против всякой власти.
– Мы – родоначальники новой эры полной свободы!
– Не должно быть никакой власти! – рвали они на себе выцветшие тельняшки. – Что такое государство? Это власть над народом, способная видеть только арифметически – абстрактную массу, а не живого человека.
– Как же без власти? – обиделся Михеев. – Без нее никаких побед не будет. Вспомните, как мы гордились победами над врагом!
Павел, стоя рядом со мной, вспыхнул:
– Как это дико – бодрым патриотическим шагом пятиться назад! Цепляться за старинные победы, и торжественные парады с движущей и летающей техникой уничтожения всего живого! Как можно ободрять себя величием прошлого? Тем более оставшейся горстке человечества.
В толпе скандировали:
– Мы здесь власть! Мы здесь власть!