Выбрать главу

– Не понимаю, что такое «глубокое». Философия? У нее такой язык, что не разберешь. Если бы была ближе к жизни…

Он явно ерничал. Не было потребности осваивать трудное. Так он и прожил, довольствуясь общепринятыми мнениями и убеждениями, только с годами в нем укреплялась конспирологическая теория о некоем всемирном заговоре, который мешает нам, и ему, жить лучше.

Я был в тупике перед такими людьми, разговаривал из любопытства, пытаясь преодолеть порог, что нас разъединял.

– Чего вы от меня хотите? – спрашивал Михеев.

– Понять, – дружески отвечал я.

– Что под этим имеете в виду?

Я замялся.

– У меня интерес к таким, как вы. Вы представляете мнения больше половины граждан нашего полиса. Хочу войти в их шкуру

– А раньше не знали? – возгордился тот.

– До конца нет.

Отчего вдруг изменяется расположение к человеку на недоброжелательное? Смена настроения, возникшее недоверие? Или вдруг обнаруживаешь, что мы несовместимы, разных корней, и это противоречие уводит в неприязнь? Я ощущал нечто нехорошее к Михееву.

____

Юдин лежал в своей келье, разглядывая беленые своды, и думал о потерянной жизни. Затеявший писать «Роман в никуда», еще перед катастрофой, вспоминал, как горько гордился тем, что его творения не печатают, не понимают. Он знает нечто глубже, чем другие, недалекие. Но жизнь стала скучней, довольствуется только раскрученными авторами, новых художников ему не надо.

Но он все еще хранил свою рукопись, пытался дописывать, уже сомневаясь в своих прежних представлениях. Слова мешали ему ступить на землю, стать органичным. Писал в стол, пока вдруг не испугался, что его гениальное творение пропадет, потому что оно не обросло общественным обсуждением, не прокипячено самой жизнью.

Сейчас же выжившие люди все в себе переменили, у них оказались простые цели быть сытыми и одетыми. Он хотел возобновить работу в новой реальности, но бросил писать за ненадобностью. Сейчас писателям труднее, чем живописцам, те могут наглядно изобразить конец мира на стене, падение человека с орущим ртом в бездну, – тут материал бросался в глаза. А писатель должен в уме воскрешать цвет и запах, все вплоть до мельчайших черточек. Кто будет читать фолианты? Да и где печатать?

У журналиста Юдина было двойственное чувство, сродни тому заросшему аборигену, чесавшемуся от несовместимости вирусов внутри него. Он потерял ведущего его авторитета, с помощью кого мог бы встать на высокую ступеньку карьеры. А теперь делать карьеру бессмысленно, ее попросту нет. Словно исчез смысл существования, и исчезла материальная подушка, мог помереть с голоду. Или в него вселился дьявол. Может быть, изменился его ДНК, как у преступника, или нового гражданина полиса Трансформера? Вирусы убивают избирательно, и вряд ли «плевел сгорает в геенне огненной, а плоды соберутся в житнице божией». Он мог бы добиться своего места в новой иерархии.

Ему хотелось победить на следующих выборах, потому что так лучше среди опасного дикого племени.

Он намеревался издавать газету-листовку под названием «Дилетант» на базе разваленной типографии.

14

Как бы то ни было, я знал: нас воскресит только одно – свет первозданной зари, прогоняющий одиночество тупика, в котором мы сидим так долго. И его может возжечь и поддерживать только новая культура, которую мы должны создать.

Мы с Павлом наметили программу по воспитанию культурой.

Самым наглядным сейчас станет изобразительное искусство, которое должно очищать души от старого «шершавым языком плаката».

Я собрал нескольких тунеядцев-художников, артистично одетых в лохмотья с бабочками на шее, включая Трансформера, с предложением создать союз настенной живописи.

Пришли и те, у кого «свербило» отражать мир поэзией и прозой, они писали свои шедевры клипового искусства, как цитаты Корана, на остатках бумаги, и, как художники, на стенах домов, подобно римлянам в Помпеях, а лучше на чистейшей плитке площадей и улиц, заменяя старые рекламные надписи.

Художники и авторы клипов жаждали выразить чудеса будущего возрождения на чем-то вещном, на плоскостях. Это уже не те лохмачи, что малевали в пещерах наскальные рисунки, восторгаясь и страшась чудес природы, а носители тяжелого груза истории.

Свою крошечную группу художников «стрит-арта» они назвали творческим объединением «Настенная живопись». За неимением инструментов для творчества взялись сами растирать в черепках краски, находя их в природных минералах. Скоро на стенах зданий, очищенных от лиан, и на белых плитках тротуаров появились яркие картины несмешанных красок, похожие на примитивное искусство (не путать с древним пещерным). Это были последователи футуристов последней эпохи.