– Где, например?
– Один или два раза в доме. Иногда – в лесу.
– А на болоте?
– Что ты имеешь в виду?
– Вот это самое. Бывает ли так, что ты просыпаешься и обнаруживаешь, что стоишь посредине этого треклятого болота?
Джонни даже отступил от друга. Злость была не напускная – настоящая, но настоящими были также и боль, и беспокойство.
– Ты хоть представляешь, как трудно мне было прийти сюда? – спросил Джек. – Стоит закрыть глаза, и я вижу тебя на болоте. Вижу туман и собственное дыхание. Чувствую холод. Что-то не так, что-то случилось. Что-то плохое.
– А потом? Говори.
– Не знаю. – Джек невесело рассмеялся и пошевелил пальцами. – Так, какие-то проблески…
– Тогда о чем мы здесь разговариваем? Давай будем ловить рыбу. Давай выпьем.
– Мне страшно, Джонни. Понимаешь? День, светло, а мне страшно.
– Ну хватит, Джек…
– Хватит или не хватит – не о том речь. Ты – мой лучший друг, но здесь случилось что-то, чего я не понимаю.
– Джек…
– Отвези меня на берег.
Джек указал на островок, и Джонни подгреб к его северной оконечности. Лодка скользнула в камыши. Джонни сидел молча, не представляя, что сказать. Хаш Арбор был его жизнью, а Джек – единственным другом. Когда же он открыл наконец рот, Джек остановил его, подняв руку.
– Дай мне секунду, ладно?
– Конечно, Джек. Все, что надо.
Наблюдая за другом, Джонни видел на его лице отражение внутренней борьбы, неуверенности, растерянности и страха. Приподнявшись с неохотой со скамьи, он сунул руку в задний карман и вытащил визитку, помятую, с загнутым уголком. Секунду-другую Джек смотрел на нее, потом вздохнул и протянул Джонни.
– Тебе.
Джонни взял карточку.
– Что это?
– Лесли Грин, адвокат по апелляционным делам. Она хороша.
– У меня нет денег на адвоката.
– Она сделает это бесплатно. Но тебе нужно договориться с ней о встрече. На этой неделе или следующей. Затягивать не дам.
Джонни повертел карточку. Нахмурился.
– Почему она берется за мое дело бесплатно?
– Ты просто улыбайся почаще и постарайся выглядеть красавчиком.
Джек шагнул из лодки, но Джонни остался на месте.
– Почему ты мне помогаешь?
– Сам знаешь почему.
Джонни отвернулся – долг между ними всегда был тем, о чем никогда не говорили.
– Спасибо. Для меня это много значит.
– Не благодари и не напоминай. Встреться с ней. Займись делом. Я о нем знать ничего не хочу. С меня хватит того, что есть.
– Ладно. – Джонни сунул карточку в задний карман брюк. – Хочешь, чтобы я тебя проводил?
– Я знаю дорогу.
– Ужин в программе остается?
– На следующей неделе. У меня.
– Насчет этой адвокатши… Она и впрямь хороша?
– Да, – грустно подтвердил Джек. – И впрямь.
Проводив друга взглядом, пока тот не исчез в лесу, Джонни попытался вспомнить, что случилось и что перепугало Джека, но события того вечера смешались в мутное пятно. Остались какие-то ощущения, обрывки мыслей. Джек назвал их проблесками. Подходящее слово. И все-таки что он помнит?
Что-то далекое и холодное.
Пустота, в центре которой он сам.
Проблема существовала, этого Джонни отрицать не мог. Он вставал по ночам и бродил по лесу, так что озабоченность Джека была обоснованна и понятна. И случалось такое не семь или восемь раз, а по меньшей мере двадцать. Иногда он просыпался у края воды или на каком-нибудь далеком холме. Иногда, поднявшись с кровати, видел на ногах грязь и понимал, что это случилось снова. Время от времени, изредка, из потревоженной памяти выползал тот или иной едва уловимый, неясный образ. Но все исчезало, стоило лишь подняться солнцу. Кроме того, было в ночи что-то еще, но не пугающее, не жестокое, не злое. Вот этого в Хаш Арбор Джек никогда не понимал.
Магии Безмолвия.
Его силы.
Добравшись до дальнего берега, Джонни вынул весла из уключин и перевернул лодку. Идя между деревьями, он замечал насекомых в лесной подстилке, ощущал трепетание крылышек в дуплистом дереве. Звуки были ясные, образы четкие.
Ярдов через двадцать он остановился и наклонил голову, слушая, как разбегается рябь по воде и шевелятся котята в норе за холмом. В четверти мили к востоку бежала через лес лиса. Потершись о кедр, она нырнула в овражек, оставляя на земле пахнущие красной глиной следы. Джонни наклонил голову в другую сторону, услышал, как трется о кору чешуя и, не глядя, понял, что под бревном, футах в десяти от него, разворачивает кольца медянка. Не свиноносая змея, не гремучник.
Медянка.
Самка.
Змея выскользнула на тропу и почти бесшумно исчезла. Это было особенное чувство, оно появлялось и исчезало. Обостренная восприимчивость. В некоторые, особенные, дни Джонни мог лежать в гамаке и слышать, как бобры грызут иву в двух милях вниз по реке. Он знал, где и когда в гнездах вылупливаются птенцы, чувствуют ли приближение грозы суетящиеся под ногами муравьи. Уловив движение животного в лесу, не глядя определял, койот это или норка, болотный кролик, красная рысь или ласка. В дни слабого приема он чувствовал себя полуслепым, но даже полная тьма не мешала ему выследить медведя. Полное отключение случалось только тогда, когда Джонни покидал Хаш Арбор, но и тогда происходило это не одномоментно. Связь начинала слабеть, когда он приближался к воротам, потом когда подходил к дороге. Потом она убывала постепенно, и по истечении примерно часа наступало безмолвие.