Асаф не только не выломал дверь, но и даже не поднялся со стула, когда вошел начальник охраны. Он лишь кротко взглянул на командира и отвел взгляд.
– Асаф, – тихо позвал Алекс осипшим голосом.
Вместо ответа – мутант не мог говорить – здоровяк протянул командиру лист бумаги с текстом.
«Я не знаю, что это было. Мне страшно».
– Тебя кто-то подговорил напасть на товарищей? – Аманатидису самому очень не нравилось, как прозвучал этот вопрос, но задать его было необходимо.
Асаф покачал головой. Затем взял другой лист бумаги и написал на нем карандашом, который держал в руке: «Клянусь, командир, я не понимаю, что произошло». Алекс глубоко вздохнул, взял стул и, развернув спинкой вперед, уселся прямо перед Асафом.
– Расскажи то, что понимаешь, – призвал начальник охраны, уперев подбородок в скрещенные на спинке стула руки.
Мутант писал долго, прерываясь на размышления – в эти моменты он поворачивал голову к закрытому окну, насколько позволяла ему отвисшая челюсть, и смотрел куда-то вдаль. Наконец, он протянул бумагу начальнику, но в последний момент, когда тот уже протянул руку, чтобы забрать ее, отдернул, чтобы написать что-то на обратной стороне.
«Мы просто стояли и смотрели на митингующих. Как обычно. Но вдруг такой сильный гнев, ненависть ко всем, кто не такой, как я сам. И я не мог (зачеркнуто) даже не пытался с этим бороться, потому что в этом был какой-то смысл. Мне нужно было наказать непривитых».
Дописанная на обратной стороне фраза гласила: «А сначала я услышал в голове голос: «Убить их!».
Всю дорогу домой Алекс размышлял о двух вещах – слове «наказать», которое использовал Асаф, и списке убитых – среди них были Седзо и Акеми Аракава.
Почему мутант использовал именно понятие наказания, чтобы описать свои чувства? Наказать за что? А Юкичо? Что сказать ей? Как сообщить, что ее родители мертвы? К своей смерти был готов Седзо, но не его дочь. Это было жестоко, ведь он понимал, на что идет.
Но что подвигло толпу начать бунт именно сегодня? И каким же странным было их поведение – так смело давили, а потом, когда уже почти прорвали оборону, бросились наутек. Слово «наказать» определенно имело к этому какое-то отношение. Если за привитыми все же кто-то стоял, уговорив их на решительные действия, то он искал мести. Это могло сузить зону поисков лидера движения. Хотя что-то подсказывало Алексу, что в этом уже нет смысла. Сегодня обе стороны опробовали свои силы и отправились на перегруппировку. Завтра же начнется настоящая война.
Юкичо снова была во дворе со своей игрой. Волна паники обошла ее. Девочка так мирно и радостно скакала на своем светящемся коврике, что просто не верилось в то, что произошло на площади у штаба. Замерев, будучи не в силах оторвать взгляд от этого умиротворяющего зрелища, начальник охраны просто недвижимо стоял почти у самой дороги. Наконец, он решился рассказать ребенку всю правду.
– Здравствуйте, Алексайос! – Юкичо весело помахала ему рукой и улыбнулась.
– Привет, Юкичо! – Алекс помахал рукой в ответ и направился к ней.
– Родители сказали, что вернутся поздно, – беззаботно сообщила девочка, внимательно следя за загорающимися под ногами огоньками. – Хочу их дождаться.
Алекс помялся и открыл рот, чтобы сообщить печальные новости, но комок подступил к его горлу. Он сглотнул и попробовал снова, но слова прозвучали совсем не те:
– Даже не знаю, успеют ли они все сегодня сделать. Может, поужинаешь у нас?
Девочка пару мгновений колебалась, надув губки, а затем ответила:
– Я не против, если и вы с Линдой не против.
Алекс усмехнулся, приобнял Юкичо за плечи и повел в свой дом.
Линда сегодня была сама не своя – рассеянна и встревожена. На ужин она приготовила курицу, но передержала ее, отчего мясо стало жестким и сухим. Салат оказался слишком крупно нарезан и пересолен.
За столом никто не проронил ни слова. Только Юкичо тихо напевала какой-то веселый мотив. Алекс несколько раз ловил пристальный взгляд жены, в котором читался немой вопрос. Нет, скорее немая просьба. Вместо ответа он лишь кротко кивал в сторону ребенка, намекая, что сейчас не самое подходящее время. Когда с едой было покончено, все остались сидеть на своих местах по-прежнему, словно ожидали, пока кто-нибудь другой что-нибудь скажет. Это немое ожидание было пропитано таким напряжением, что на лбу Алекса выступил пот. Краем глаза он заметил, что Юкичо иногда бросает исподлобья взгляд на него и Линду, но ничего не говорит. Внезапно ему стало понятно, что девочка уже совсем не так наивна, как выглядит. На это, видимо, и намекал Седзо.
Наконец, молчание оказалось нестерпимым.