— Бери хлеб. Сейчас нарежу бекон.
— Ты в порядке, Джонни?
— Шутишь? Я отлично себя чувствую.
Он поворошил угли, вытер щеку, оставив пятно сажи, но голову так и не поднял. Джек сел на стул по другую сторону огня.
— Как спалось?
— Без задних ног.
— Посмотри на меня. Вчера вечером ты ушел спать на дерево. А проснулся в хижине.
Глаза у Джонни на мгновение затуманились; потом он пожал плечами.
— Сомнамбулизм, наверное. Бывает.
— Тебя это не пугает?
— Я же здесь. Всё в порядке.
— И о прошлом вечере ты ничего не помнишь?
— Помню, что засиделись. Перебрали с выпивкой.
— Что еще?
— Говорили о том, что твой отец в тюрьме, а мама живет в том дерьмовом трейлере. Ты рассказывал про свою работу. Один раз свалился и обмочился.
— Не смешно.
— Да уж…
Джонни рассмеялся, но Джек остался серьезен.
— И всё? Ничего больше?
— Конечно не всё. — Джонни перестал возиться с костром. — Помню, что манчего[2] мы прикончили еще до бурбона. Сом тебе понравился, но, по-моему, ты проглотил кость. Мы курили, рассказывали анекдоты, решали загадки вселенной. Обычный ужин, Джек, как и любой другой.
— Что было потом?
— Никакого «потом» не было. Я пошел спать. Проснулся. И вот мы здесь.
Пытать друга дальше Джек не стал. Минуты через две он, поразмыслив, сказал:
— Послушай, я ухожу.
— Что? Ты серьезно?
Он поднялся, разгладил ладонями брюки.
— Нет настроения.
— Ладно. Дерьмово, однако. — Джонни тоже поднялся. — Мне тебя проводить?
— Нет, я в порядке.
Джек поискал ботинки, нашел и стал обуваться. Джонни смотрел, не зная, как быть. Такие дни всегда были для них обоих особенными. Обычно они рыбачили, охотились или стреляли по тарелочкам, и завтрак всегда становился чем-то вроде пиршества. Он дважды открывал рот — и наконец решился.
— Насчет моего дела…
— Оно тут ни при чем.
— Тогда почему уходишь?
Джек подобрал пиджак и оглядел поляну. Он никогда не понимал желания Джонни обосноваться в этом месте, но раз уж друг решил жить отшельником, то его, Джека, место — быть рядом. Отчасти это шло еще из детства, из взаимных обязательств; отчасти объяснялось тем, что они жили как братья. А это означало доверять, поддерживать, понимать. Но сегодня так не получалось, и Джек чувствовал случившуюся перемену так же ясно, как запах кофе в утреннем воздухе.
Джонни лгал.
К тому времени когда он вернулся в маленькую квартирку над булочной, которую снимал в центре города, его подозрения только укрепились. Было что-то такое в смехе Джонни, в его взгляде. Заперев дверь и выключив свет, Джек стащил грязную одежду, лег на кровать и предался размышлениям. Возможно ли, что лучший друг на самом деле лжец? Мысль эта серьезно его обеспокоила, и, как неприятна она ни была, Джек долго ворочал ее и так и этак, не желая принимать. Но потом, уже во сне, ему открылась еще более тревожная правда. Он стоял в черной воде, и рядом, в блеклом свете, стоял без рубашки Джонни. Глаза его были полузакрыты, руки повернуты ладонями вверх, как будто он ловил падающий дождь. Все было словно наяву: вода у голеней, холодный воздух и страх. Джонни указывал на что-то, но Джек не смотрел — боялся.
Видишь?
Джек не видел, не хотел видеть.
Джек…
Теперь он посмотрел, но не туда, куда показывал Джонни. Увидел остекленевшие черные глаза и напряженные, подрагивающие мышцы. Может, Джонни тоже боялся. Может, ему, как и Джеку, было страшно.
Скажи, что ты видишь.
Но страх ощущался слишком реально, и Джеку стало стыдно за себя. Он закрыл глаза, а когда открыл их, то проснулся в своей квартире, пропахшей свежей выпечкой. За окном висело тусклое небо, простыни сбились.
Невозможно.
Однако же…
Хант упоминал какое-то падение, ссадины, черные, как чернила, синяки, глубокие, чуть ли не до кости, порезы. Он и позвонил Джеку, потому что Джонни упал и едва не погиб. Из-за бурбона и тумана Джек забыл об этом, но теперь вспомнил. Он и хотел бы отринуть внезапно открывшуюся правду, но перед глазами стоял Джонни, тот Джонни, каким он видел его накануне — наяву, а не во сне. Джонни был без рубашки, цел и невредим.
Ни синяков, ни порезов.
Глава 3
В тот вечер — второй подряд — Джек выпил больше, чем следовало бы. Началось с упаковки пива, а закончилось бутылкой бурбона у парапета ограждения на крыше здания. Он злился на себя и не мог отделаться от страха, снова и снова глядя на север, где над далеким болотом собирались темные тучи. Даже здесь Джек ощущал влажность тяжелого, насыщенного электричеством воздуха. На город надвигалась гроза, и он думал, что встретит ее на крыше — и пусть она подхватит его или расплющит о крышу.
2
Манчего — испанский твердый сыр из пастеризованного овечьего молока; производится из молока овец породы манчега исключительно в Кастилии.