И вот те на…
Осторожно, шаг за шагом, Джонни попытался убраться с откоса, высматривая камни покрупнее как более надежную опору. Двигаясь поперек склона, он продвинулся на двенадцать футов, когда нога поскользнулась, и из-под нее ушли двадцать футов камня. Джонни почувствовал это — и в следующий момент сам ухнул вниз. Грохот, какой бывает от грузового поезда, ударил в уши, а воображение подбросило картину: сотни футов почти вертикального склона, потом деревья и камни, лавина щебня, достаточно тяжелая, чтобы похоронить его заживо.
Но Джонни не умер…
Пролетев пятьдесят футов, он врезался во что-то и остановился, побитый, окровавленный и наполовину засыпанный. Не сразу, через боль, попытался определить, есть ли у него еще шанс умереть. Склон вверху вымело начисто. Груда камней вокруг наткнулась на преграду — мощный скальный выступ высотой в два фута, за которым ждал смертельно отвесный обрыв.
Джонни посмотрел влево-вправо. Ему не хватило совсем немного, фута или, может быть, нескольких дюймов.
Рассвет румянил деревья, когда Джонни приковылял к крохотной приземистой хижине. Кровать стояла возле сложенного из камня камина, и он свалился на нее мешком боли.
Проснулся Джонни через три часа и, бросив в угол одежду, пошел к ручью — смыть грязь и кровь. Потом перевязал самые глубокие порезы, надел джинсы и рубашку и натянул ботинки. Возле двери заглянул в зеркало размером четыре на четыре дюйма. Глаза, смотревшие на него оттуда, были неподвижны, как стекло, а взгляд так тверд, что лишь немногие выдерживали его более-менее долго. В свои двадцать три года он не улыбался без причины и не тратил время на людей, которых находил неискренними. Сколько можно слушать одни и те же вопросы?
Ты как, сынок?
В порядке? Держишься?
Десять лет он терпел тот или иной вариант одной и той же бессмысленной фразы, зная, что люди выискивают течения более темные, невидимые, глубинные.
Что ты видел в тех жутких местах?
А у тебя мозги там не перевернулись?
То были люди, которые шли на риск увидеть тьму в глазах Джонни, люди, которые задавали вопросы и всматривались в самую глубь этих глаз, надеясь увидеть, пусть на мгновение, того мальчишку, каким он был, ту неукротимость, боевую раскраску и пыл.
Тридцать минут спустя Джонни вышел из хижины и повернул на юг, через болото, а оттуда — по узким сухим тропинкам, к развалинам поселения, принадлежавшего когда-то освобожденным рабам и их потомкам. Бо́льшая часть построек сгнили и развалились, но несколько все еще держались. Когда люди спрашивали о Хаш Арбор, они имели в виду именно это: кладбище, старые дома, висельное дерево. Лишь немногие представляли действительные размеры поселка.
Открыв замок на одном из сараев, Джонни выкатил оттуда на грузовичке полувековой давности, выкрашенном белой краской и изрядно помятом. От сарая до металлических ворот было две мили. Проехав дальше, он свернул на шоссе, включил радио и покрутил ручку настройки. Ни госпел, ни радиошоу, ни местные спортивные новости его не заинтересовали. В самом низу частотной шкалы обнаружилась классическая станция из Дэвидсонского колледжа, которую он и слушал до тех пор, пока за холмистой грядой не появился город. Джонни знал в нем каждый уголок, каждый район, каждый памятник, каждую мостовую и даже каждую трещину в асфальте. За три сотни лет своего существования округ Рейвен видел немало конфликтов и пережил немало потерь. Его сыновья уходили на войну и умирали. Он получил свою долю волнений и депрессий; некоторые части города поглотил огонь.
Проехав мимо здания суда, Джонни остановился перед светофором. Люди за окном держались за руки, смеялись и любовались собственным отражением в полированном стекле. За следующим кварталом он прижался к бордюру напротив прилепившегося к тротуару старого скобяного магазинчика. Собравшиеся у витрины женщины рассматривали цветы в горшочках, помидоры и деревянные подносы с выложенными на них бобами, кукурузными початками и персиками. Никто не заметил Джонни, пока тот не вышел из кабины. Потом увидевшая его первой молодая женщина удивленно моргнула, а за ней внимание на него обратила еще одна. Когда Джонни проходил мимо, его сопровождали уже четыре пары глаз. Может быть, дело было в том, как он выглядел, а может быть, в его с городом истории. Так или иначе, Джонни прошел мимо, ни на кого не глядя, толкнул дверь и посмотрел на старика за накрытым стеклом прилавком в задней части магазина.