— Говорил об охоте.
— Беспокоишься?
— Вообще-то нет.
— Еще раз, как его зовут?
— Джонни Мерримон. Мы с ним управимся.
— С твоим прошлым клиентом вышло по-другому. Этот Джонни Мерримон разгромил ваш лагерь и едва тебя не подстрелил.
— Риск того стоит. Твое здоровье.
Они чокнулись, и Бойд сел. Их можно было назвать друзьями, но Киркпатрик понимал правила игры.
— Как рынок?
— Я не слежу за рынками, когда охочусь. У меня для этого есть люди.
Киркпатрик хмыкнул — он и сам придерживался такого же мнения. Нанимай надежных помощников. Распределяй полномочия. Он помолчал с минуту и, даже не взглянув на голову громадного оленя, сказал:
— Так это он?
— Он.
— Шесть месяцев, Уильям. Вот сколько ты заставил меня ждать.
Бойд пожал плечами.
— Я показываю его немногим избранным.
— Можно?
— Для этого мы здесь.
Киркпатрик поставил на стол стакан, и они вместе — один чуть впереди, другой чуть позади — подошли к чучелу на стене. Гость шел ровно, но Бойд ощущал его недоверие. Он уже приводил в эту комнату двух потенциальных клиентов. И все реагировали одинаково.
— Можно потрогать?
— Только осторожно. Он очень старый.
Гость протянул здоровенную руку, прикоснулся пальцами к грубой шерсти на шее животного.
— Я всегда думал, что ты лжешь, преувеличиваешь. Господи… — Киркпатрик слегка охрип. — Ничего подобного не видел. Даже не слышал. — Он повернулся к хозяину. — Твой дед застрелил его здесь?
— Это особенное место.
— Здесь и другие такие же есть?
— Я уж думал, ты не спросишь.
Бойд провел гостя во вторую комнату в задней части кабинета. Книжный шкаф, два кресла, кожаная софа. На двух стенах помещались фотографии и карты. На третьей висела огромная шкура медведя.
— Бог ты мой, — пробормотал изумленный Киркпатрик.
— Я подстрелил этого медведя в тот самый день, когда мальчишка Мерримон расстрелял мой лагерь.
— Невероятно. Это… Это… Какая громадина!
Остальной частью истории Бойд делиться не стал: в тот день они действительно убили двух медведей, и шкура второго горделиво украшала стену его последнего клиента.
— Впечатляет, не правда ли?
— Впечатляет? Боже мой… — Киркпатрик развел руки, словно пытаясь обхватить нечто неосязаемое. — Это не укладывается в голове. Такие животные… Как ты это объясняешь?
— У меня нет объяснений.
— А твой дед?
— Вот он. — Бойд снял со стены заключенную в рамку газетную вырезку и показал ее Киркпатрику. Заголовок гласил: ПОТЕРЯВШИЙСЯ МАЛЬЧИК ВЕРНУЛСЯ К МАТЕРИ. Фотография под заголовком демонстрировала худенького паренька с подбитым глазом, перебинтованными руками и темными пятнами на щеках. За спиной у него на жалкую некрашеную лачугу падал снег. Рядом с ребенком стояла его мать, серьезная, неулыбчивая.
Киркпатрик указал на лицо мальчика.
— Это обморожение?
— Да. Говорят, та зима была самой холодной за сто лет.
— А олень?
— Мой дед блуждал по болоту три дня. Когда его нашли, мертвый олень лежал у его ног, а ружье примерзло к дереву.
Киркпатрик повернул фотографию, наклонился ближе.
— Что с ним случилось?
Бойд пожал плечами.
— Отправился поохотиться с двумя друзьями. Друзья вернулись домой через сутки. Мой дед не пришел. Сто человек искали его два дня.
— Расскажи мне его историю.
Бойд улыбнулся.
— История — для клиентов.
— И все-таки?
Бойд снова пожал плечами, но не извинился.
— Дед не рассказывал о том, что случилось с ним на болоте. После того как его нашли, он вообще почти не разговаривал и, даже женившись, по большей части молчал. — Бойд достал из книжного шкафа журнал в кожаном переплете, старый, потрепанный, замызганный. Сел в кресло; Киркпатрик занял другое. — Это его дневник.
— Написанный уже после болота?
— Да.
— Позволь взглянуть?
— Сначала мне нужно твое решение.
— Двести миллионов — это очень большие деньги.
— Инвестиции, охота, дневник. Жизнь — вот что важно, мой друг. Жизнь и люди, с которыми мы ее делим.
Несколько долгих секунд Киркпатрик изучающе всматривался в лицо Бойда, потом перевел взгляд на газетную вырезку. Рамка красного дерева, шлифованное стекло. Что-то такое было в мальчике, в строгой четкости старой фотографии…