Иногда мы проходили мимо целей, потому что считали их слишком маленькими или потому, что было слишком мелко и нельзя было подобраться к ним. С этой проблемой мы сталкивались несколько раз. Атаку я начинал в верхней точке Малаккского пролива, где было полно песчаных отмелей. Эхолот показал 12 футов под килем, и это значило, что я не могу открыть огонь: когда я выпущу торпеды, они угодят прямо в дно. Вот с чем приходилось сталкиваться. У меня, например, было что-то вроде неписаного правила: я не должен заходить на глубины меньше 60 футов, потому что нельзя будет погрузиться и нельзя будет защититься. Я всегда помнил, что единственная оборона против нападающих самолетов — это погружение.
Это стало особенно трудным, когда мы начали перемежать патрули с большой частью секретной работы в водах, которые патрулировали японцы, — высадкой агентов и диверсантов, очень похожей на то, что мы делали в Средиземном море. Одна высадка была на Таиланде, и, к несчастью, все десантники попали в плен. Сделали один заход на место, откуда должны были забрать группу, находившуюся на острове у западного берега Суматры. Это были американец, чернокожий и местный житель. Мы должны были забрать их, пополнить запасы и привезти назад. Они находились там уже очень давно, записывая передвижения кораблей; поразительные люди. С нашей точки зрения, это тоже была трудная операция. Нам было сказано встретить их у острова, где мы увидим эти людей на пироге с аутригером. Мы видели, как они гребут, и они видели при свете дня перископ, но мы не смогли подойти из-за воздушной активности японцев, и пришлось ждать до темноты. Но они начали грести вслед за перископом, пытаясь идти вровень с нами.
Они явно были обессилены, а мы ничего не могли поделать. Наконец я решил отправить им послание в бутылке. Мы составили осторожную записку, в которой просто указали: “Бросьте якорь и ждите до сумерек”, и я вложил ее в бутылку из-под шерри. Потом нам пришлось думать, как отправить им эту бутылку. У нас была подводная пушка для стрельбы дымовыми свечами. Мы вложили бутылку в пушку и выстрелили. Я подошел под их лодку, и бутылка всплыла рядом с ними. Как назло, когда она появилась, они снова увидели перископ и снова принялись яростно грести по направлению ко мне и совершенно не заметили бутылку. Потом я погрузился, зная, где они находятся, и ждал, пока не стало почти темно. Мы вернулись, взяли их на борт и отдали им все сигнальные аппараты, какие смогли достать. Когда им надо было возвращаться, началась буря, и я сказал, что отбуксирую их назад, так как нас отнесло на несколько миль. Мы привязали их к корме, а потом так потянули, что утащили их вниз. Буря начала стихать, и нам пришлось приготовить торпедную лебедку, чтобы поднять их пирогу из воды и сделать все заново. Когда мы закончили, было уже вовсю светло, так что я дьявольски волновался. Ветер стих, они уплыли, а я выскочил на поверхность чтобы убраться по возможности подальше и не подводить их. Потом я узнал, что они не погибли и их вывезли, когда закончилась война. Это был очень похоже на все эти невероятные происшествия в Средиземном море (на «Турбулент». — Д.П.), но это было и крайне рискованно — подходить близко к берегу, где не было защиты и невозможно было уйти под воду. Мы были очень уязвимы, и не было слов, чтобы описать смелость агентов. Они никогда не были в тягость — они были сверхлюдьми.
Один или два раза мы были на волоске от гибели. Однажды, идя в надводном положении на юг, к проливу Малакка, мы увидели в отдалении на траверзе дымок. Было похоже на торговый корабль. Мы пошли параллельным курсом с ним, чтобы оказаться впереди него, но когда я глянул в перископ, то увидел, что это эсминец. В эту же минуту он повернулся по направлению ко мне, мы погрузились, а он пошел прямо на меня, бросаясь из стороны в сторону как сумасшедший. С него сбросили глубинные бомбы, хотя это не было так уж плохо; появилось всего несколько течей. Японские атаки глубинными бомбами отличались от немецких умением; у японцев были хорошие эхолокаторы, и они бомбили довольно точно, в противовес общепринятой точке зрения. Мы думали, что они будут примитивными противниками, у которых есть только гидрофоны. Но у них было и то и другое, а эхолокаторами они пользовались весьма эффективно, особенно с моей точки зрения, так как я был зажат в самой верхней точке узкого конца Малаккского пролива.
Это было место, известное как «Канал спины одного фантома», и меня поймали пять противолодочных кораблей, пара фрегатов и три первоклассных траулера. Они заставили нас пережить неприятные минуты, очень неприятные. Повреждения были такими, что нам пришлось пытаться вернуться в базу, до которой была тысяча миль. Так что это заняло какое-то время. Повреждения не поддавались ремонту, что бесило. У нас был продавлен прочный корпус; в то время подводные лодки (по крайней мере, моя) были клепаными, и сила взрыва вдавила крепление двойного соединения, так это называлось, и образовалась течь. Главные двигатели тоже сдвинулись со своих мест, и от этого была сильная вибрация.
Торпеды застряли в аппаратах, воздушные компрессоры были разбиты вдребезги, и вообще лодка была в плохом состоянии. В итоге мы вернулись на базу, но это был конец. Определили, что с такими повреждениями лодка не сможет погрузиться глубже 150 футов, что не сулило никому ничего хорошего. И мы ушли в Англию. С одной стороны, это бесило, но с другой — могло быть и хуже.
Была разница в отношении к врагам-немцам и врагам-японцам. И, я думаю, все остальные страшно не любили японцев. Они по-зверски обращались с военнопленными, и мы знали, что они творят с людьми кошмарные вещи. Мой кузен, Пэт Келли, командовал подлодкой “Стратеджем”, в той же флотилии, и его потопили в Малаккском проливе, всего за пару месяцев до этого. Спасся только один офицер. Для пленных это были черные дни, и с ними очень жестоко обращались. Мы все об этом знали. Немцев не любили, но их уважали, в особенности за их флот. Они хорошо и метко стреляли, лучше, чем итальянцы, но не такими были японцы».
О последних упоминает и другой командир, лейтенант-коммандер (впоследствии контр-адмирал, сэр) Хью Маккензи, прибывший на новенькой субмарине «Танталюс» в апреле. До этого он участвовал в средиземноморской компании как командир «Трешер», и у него были два абсолютно разных задания. Задания по патрулированию часто перемежались высадкой агентов и диверсантов по всему Дальнему Востоку, иногда прямо по заданию южно-азиатского отделения разведки Маунтбаггена, иногда по заданию Управления специальных операций. Оно имело отношения ко всем районам, несмотря на общий недостаток снабжения, трудности с союзниками или военными контролерами и сложности с доставкой агентов на позиции. Последнее легло в основном на плечи британской подводной флотилии, и часто задания заканчивались трагедией. Как вспоминает Маккензи:
«С апреля по сентябрь мы ходили во время патрулирования до пролива Малакка. Вода была мелкая, грязная, жаркая, трудная для навигации, везде — песчаные отмели, и было очень мало целей. Практически во время каждого патрулирования мы должны были высаживать агентов. Обычно мы подбрасывали их до западного побережья Малайи — подходили близко к береговой линии и отправляли их на сушу на разборных байдарках. Нам почти всегда удавалось успешно высадить их, но редко — подобрать, и почти всегда нас заставали врасплох японские самолеты, когда мы пытались приблизиться к ним. Было ясно, что японцы знали слишком много. Дело в том, что они взяли в плен множество агентов на берегу и применяли ужасающие способы получения информации от них — пытки, и поэтому узнали примерное место, где их должны были забирать. Агенты были очень смелыми людьми — знали, на какой риск они идут, и немногие из них возвращались назад. Большинство из них были британцами, которые оказались в Малайе перед войной».