Пока я был на борту «Дредноут», она достигла скорости больше 20 узлов. Ее самая высокая скорость приберегается до того момента, когда лодка будет одна среди океана. “Тогда, — говорит старпом, — управление ею похоже на управление спортивной машиной. Она накреняется на поворотах, и погружение даже на один градус похоже на спуск с крутого холма”. Мы проходим по узкому, всегда заполненному проходу, заглядывая в радиорубку, столовую, кают-компании, где на сравнительно небольшом пространстве отдыхают сорок человек. Но люди, которые едят, спят и отдыхают здесь, не жалуются. Во-первых, они связаны взаимным уважением друг к другу. Во-вторых, им хорошо платят и жизнь на борту подводной лодки по меньшей мере на полгода избавляет их от опасностей шторма и дурной погоды. В-третьих, у них есть все удобства и льготы. Никто не заправляет коек. У всех есть спальные мешки. Они пьют ром, по две банки пива в день, за которые надо платить, их основательно кормят, у них есть библиотека и кино, каждый день открыт магазин, по стенам кают-компании в рамках — изображения плейбоевских красоток. Такой жизнь на подводной лодке 40 процентов добровольцев видят вначале. После пяти лет службы 95 процентов зачарованы уже другим. В центральном посту командир готовится выпустить учебные торпеды, чтобы проверить, сможет ли вертолет с новым оснащением найти нас. Членам команды это известно, так как командир сообщил об этом по громкой связи, — так же, как им известно, что я нахожусь на борту или время, когда мы встанем на якорь в Росайте. Информация поступает постоянно.
Теперь все звуки глубины приходят в гармоничное согласие. Эхолоты, радары, сонар свистят, чирикают и пульсируют. Лампочки тускнеют; необходимые диаграммы светятся насыщенно-красным, экраны — зеленым, индикаторы сонаров становятся бледно-оранжевыми. Весь этот день, с испытаниями береговых аварийных команд, — день необычный. Команда ждет долгого похода. Может быть, эти люди пройдут до Гибралтара или до Вест-Индии. Но одной возможности они лишены -связываться с зарубежными портами. Практически ни один из европейских портов не даст атомному кораблю разрешения зайти в свою бухту — из-за боязни радиации или аварии. Для людей, которые на борту “Дредноут” живут всего в нескольких ярдах от источника радиации, это чепуха. Каждый из них носит с собой чувствительную пленку, которая фиксирует изменения радиоактивности, а воздух на борту лодки регулярно проверяется на радиоактивность. Все члены экипажа убеждены, что имеют дело с меньшим количеством радиации, чем любой гражданский, который идет через Пикадилли со светящимися часами на руке[42]. Врачи-радиологи проверили эту точку зрения и сочли ее верной.
Ночью у Ротсей мы поднялись на поверхность. Море очень неспокойно, чтобы решиться переправлять людей на берег, так что мы ужинаем, а потом смотрим фильм. Затем вся команда, кроме вахтенных, утраивается на ночлег. В офицерской кают-компании есть отсеки, где спят от двух до четырех человек. Только у командира есть свое собственное пространство, в семь футов площадью. В каюте старпома из перегородки вытаскивают койку, и вскоре слышно только, как море плещет о корпус».
«Дредноут» продолжала первенствовать в Британии в том, что касалось скорости и продолжительности пребывания под водой. В марте 1971 года она стала первой британской подлодкой, всплывшей на Северном полюсе, — к тому времени это было проделано несколькими американскими атомными субмаринами. За семь дней «Дредноут» прошла 1800 миль под полярным льдом. Командир, 36-летний коммандер Алан Кеннеди, поднял ее на полюсе, причем ее рубка с треском проломила 4,5-метровую толщу льда. Затем, пока одни члены команды стояли с винтовками на случай, если появятся полярные медведи, другие фотографировали удивительный вид — рубка их корабля торчащая изо льда. Кеннеди, довольный тем, что его лодка пострадала только в двух местах, во время подъема, сказал после возвращения: «Это то место, где мы должны действовать. Только теперь, когда у нас становится все больше атомных лодок, мы сможем чаще проводить такие опыты». Он был прав. Американцы и русские уже указали путь. Американская «Тритон», например, еще в 1960 году обошла вокруг света за 60 дней, ни разу не всплыв на поверхность. Британия действительно сильно запаздывала с тем, что неминуемо становилось парными гонками.
Хотя и повторявшие «Дредноут» во многих отношениях лодки нового класса «Вэлиант» имели совершенно новую систему хода и почти совершенную обтекаемость, рубка, похожая на плавник, позволяла сократить сопротивление. Успешность подтвердил пример первой лодки этого класса, «Вэлиант». Полностью законченная к июлю 1966 года, она вскоре установила рекорд 28-дневного безостановочного подводного перехода из Сингапура, длиной в 12 000 миль. Вскоре подводные патрули, продолжавшиеся месяц, стали обычным делом.
За первой лодкой должны были последовать «Уорспайт», «Черчилль», «Конкерор» и «Корейджес». Ожидалось, что они будут служить в течение 20 лет. Все они были созданы между 1966 и 1972 годом и были немного больше «Дредноут», имея длину в 86,8 метра и подводное водоизмещение в 4500 тонн.
Старшина Брайан Тилли, специалист-акустик, с которым мы уже встречались — он рассказывал о своем опыте плавания на лодке нового класса «Порпойс», — был среди тех, кто переучился для работы на атомных лодках. Он считает переход с обычных субмарин на атомные подлодки удивительным опытом:
«Я поступил на “Уорспайт” в 1965 году, когда она только пришла с верфи в Барроу, где ее “крестила” жена тогдашнего премьер министра, госпожа Мэри Уильсон. Мы ушли в Шотландию, в Фослейн, на базу атомных подводных лодок на Клайде, откуда и начали свою работу. Именно отсюда мы отправились на охоту и нам пришлось очень быстро привыкнуть к новому — долгим путешествиям под водой, для меня самых долгих, в каких я когда-либо участвовал. Мы ушли под воду, едва покинув Фослейн, и поднялись на поверхность в Малаккском проливе через четыре недели. Мы обогнули мыс Доброй Надежды на расстоянии 60 метров и встретили Рождество в Индийском океане.
На борту мы жили хорошо. Были три столовые: для старших рядовых, для младших рядовых и офицерская кают-компания. Все старшие рядовые подводной лодки были вместе. У нас были отдельные койки в помещении на двоих. Если на борту были гости, то они спали на специальных койках в торпедном отсеке. Самой большой роскошью была ванная комната, хорошие души и туалеты. Еще можно было курить на борту, — это всегда решал командир. На “Уорспайт” мы курили все время.
Сначала мы направились на учения, которые всегда проходят в стратегически важных районах, например в Исландской впадине. Сонары у нас были гораздо более сложными. Вся носовая часть лодки была сонарным куполом, и работы было страшно много. Оборудование создавалось с тем расчетом, чтобы в случае войны опознавать и топить вражеские корабли. Для нас самым главным было слежение. Русские занимались тем же самым. «Уорспайт» развивала очень большую скорость, и при движении под водой на скорости надо было всегда иметь в виду возможность столкновения. Соленая вода — отвратительная среда для действий. Ничего нельзя принимать на веру. Даже имея показания радара, возможность понять, куда входишь, очень мала. Можно было столкнуться даже со своей собственной добычей. Один из молодых ребят на “Уорспайт” просил меня: “Старшина, что будет, если мы столкнемся с чем-нибудь?” Мне пришлось ответить ему, что в этом случае он ничего не поймет — все произойдет слишком быстро. Можно было столкнуться с чем угодно, что находится под водой, даже с китом. Стадо китов могло действительно стать проблемой, особенно если надо было уловить что-то над собой. Не было надежды услышать, что творится с другой стороны косяка из-за шума их “разговоров”. Киты весили примерно по 60 тонн каждый и могли опускаться больше чем на 60 метров. Другая неприятность — дельфины. Они испускают пронзительный свист который “убивает” сонары. На “Уорспайт” у нас не было проблем, кроме смены командиров. Так много зависит от руководящего человека».
42
Светящиеся циферблаты того времени изготовлялись с применением солей урана и были радиоактивны. — Прим. пер.