Командир со своей стороны мог бы сказать то же самое о команде, особенно во время долгих патрулей. «Уорспайт» продолжала поход, который был в то время самым долгим для подводной лодки; он длился 112 дней. Следующие походы были еще более долгими. Пришлось построить фальшивые палубы для хранения консервов и обычных вещей. Продолжительность похода считалась главным новшеством, не столько для лодки, сколько для команды. Без сомнения, это было время проверки всех сторон жизни на судне. Механик Фултон оставил в своем дневнике известную запись: «Слава богу, поход закончен!»
То же чувство было и у остальных. После почти трети года, проведенной на таком ограниченном пространстве, некоторые черты характера или странности, которые в той или иной степени были у каждого, наверное, стали невыносимо раздражать Но что они сделали, когда сошли с лодки? Как пишет другой ветеран «Уорспайт», лейтенант-коммандер Боб Харбо Буш:
«...перед тем как отправиться по домам, мы пошли в ближайшую пивную, чтобы в последний раз выпить вместе. Мы собрались группой и говорили о подводных лодках. После долгого похода возвращаться домой нелегко. Никто не знает, как это трудно. Шума больше, чем на лодке, и никогда, кажется, не понимаешь, о чем это они. В конце концов говоришь: “Хоть бы снова оказаться в море”, а она отвечает: “Ну и отправляйся туда”. После давки на лодке хочется как-то побыть одному. Поначалу это желание казалось непростительным, а потом мы с женой все поняли, и я уехал, чтобы немного полазить по скалам. С подводниками это бывает не так уж редко. Думаю, этим наша ситуация отличается от того, что было во время войны, когда домой возвращались из гораздо более долгих отлучек».
Хотя Королевский флот понимал своих людей и в случае особых травм и ранений оказывал им помощь, он никогда не баловал их. Но начиная с «Дредноут» и на протяжении первого десятилетия существования атомных подлодок, командиры и офицеры бытового обслуживания обнаружили, что у них меняется поведение. Это назвали внутренними эффектами долгих патрулей для самих моряков и для их семей. Проблема отсутствия, с которой сталкивались все подводники, теперь дополнилась тем, что они просто не видели дневного света по несколько недель. В отличие от матросов надводных кораблей, доступных для радио, доставки газет и почты, для телефонной связи, подводники, служившие на атомных подлодках, ничего этого не имели. Единственный способ связаться с внешним миром описан одним из рядовых как «вспышки новостей»:
«Иногда мы бывали в море по два месяца. В это время переписывались радиопередачи — для общей информации. Длинные статьи, может быть государственной важности, сокращались до 25 слов, и из такого сокращения с трудом можно было что-то понять. Короче говоря... как только закрывается люк, ты выпадаешь из реальности. Следующие два месяца или больше не знаешь ничего, что происходит во внешнем мире, — кроме, конечно, как о войне или другой какой заварухе, в которой мы должны были бы участвовать как подводники. И если ты не склонен к постоянным переживаниям — а могу сказать, что на борту атомной подлодки таким лучше не быть, — в незнании есть странная свобода. У тебя могут угнать машину, твой дом может сгореть, жена может сбежать с молодцом из соседнего дома — а ты об этом не знаешь, а если даже и знаешь, то поделать ничего не можешь, так что зачем волноваться? Это лишнее».
Еженедельные послания от жен и родственников ограничивались 40 словами, за исключением особых обстоятельств. Сказать, что текст подвергался цензуре, было бы преувеличением. Однако послания читали на береговой базе перед тем, как отправить их на субмарину, и послание могли вернуть, если считали, что оно может отрицательно повлиять на получателя или лишить его равновесия. Когда обычными стали более долгие патрули, продолжавшиеся больше 70 дней, трудности, переживаемые дома, стали обширнее. Могло даже потребоваться вмешательство офицеров — специалистов по оказанию поддержки семьям, хотя на береговых базах подводных лодок было создано достаточно сильное общество.
Женам и подругам были известны эти трудности. Как показывают ранние опросы, весьма распространенной была ситуация, когда подводник возвращался домой после долгого задания и несколько дней оставался очень тихим, погруженным в себя; он был не способен полноценно влиться в семью, которую так долго не видел. Женщины становились очень самостоятельными из-за необходимости вести хозяйство, справляться со всем, начиная оплатой счетов и кончая уходом за больным ребенком. Они не могли позволить себе роскошь посоветоваться с мужем в ситуации, требующей немедленного решения — кроме как через редко используемый секретный процесс для связи при особых обстоятельствах. Женщин, имеющих трех-четырех детей, могла пугать задача управления домом, тогда как их вернувшиеся из похода мужья могли обнаружить, что их дети обижаются на них — ведь папе теперь достается вся мамина забота. «Может быть, пугало больше всего, — говорит стюард «Уорспайт» Пол О’Брайен, — то, что ты мало участвуешь в жизни своих детей».
Проблема возвращения имела свои особенности. Некоторые члены команды находили довольно неприятным момент, когда они выбирались из люка и вдыхали свежий воздух Шотландии вместо кондиционированного воздуха, к которому их обоняние привыкало на корабле. Зрение тоже подвергалось удару: невозможно было сразу воспринять яркие краски, длинные расстояния и панорамы, которых моряки не видели в сером, закрытом мире так долго. У некоторых глаза настолько отвыкали от расстояний, превышающих 2 метра, что моряков предупреждали, чтобы они не садились за руль, пока не акклиматизируются — несколько аварий уже произошло. Все это проявилось в первые годы существования атомного подводного флота, и решение тех проблем, которые поддавшись решению, было необходимо, чтобы операции проходили гладко, особенно когда Королевский флот сделал следующий шаг в накоплении атомной мощи.
С появлением атомных подводных лодок стала ясна и роль, которую они должны были сыграть. Лодки класса «Вэлиант» были флотскими субмаринами. Более широко они были известны как истребители кораблей. Такие лодки могли действовать против надводных кораблей как вместе с флотом, так и в одиночку. При противолодочных операциях они могли объединяться с воздушным флотом: воздушные наблюдатели устанавливают местонахождение целей, а субмарина выслеживает их. Подводная лодка могла стрелять из своих торпедных аппаратов разными снарядами, поддерживая военно-морские опергруппы. В мирное время главной работой субмарин «Вэлиант» стало участие, наравне с другими флотами НАТО, в суровой программе учебных атак, которые поддерживали команды в хорошей форме, слежение за субмаринами потенциально враждебных государств и сбор разведданых.
Но когда первый лодки «Вэлиант» еще строились, следующая цель ядерных разработок уже была определена. В США появились стратегические субмарины, лодки класса «Джордж Вашингтон» начали строиться в 1959 году. Это были огромные 5900-тонные, 116,4-метровые корабли, несущие 16 ракет «Поларис» с дальностью действия в 1200 морских миль. Им пришлось иметь дело с более крупными и лучшими советскими ракетоносными подлодками — 8000-тонными субмаринами класса «Янки», которые несли 16 ракет SS-N-6, с дальностью в 1300 морских миль. Стратегические субмарины-носители ракет «Поларис» должны были стать «бомбардировщиками будущего», в противовес роли «охотников за кораблями», которую играли флотские субмарины. Они были средством сдерживания, ответного ядерного удара в случае ядерной атаки; и мечта Маунтбаттена о достижении этой роли Королевским флотом была теперь не так уж далека от исполнения.
Глава четырнадцатая
МОЩНЕЕ, ЧЕМ ВСЕ БОМБЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ