Какая радость вновь катить на лыжах! Узкую дорожку изрядно припорошило снегом, но уже ничто не мешало проявить горнолыжные навыки. Быстро смеркалось. Иногда тропа ныряла в ложбину, и паре, не успевшей набрать разгон, приходилось выбираться «лесенкой», но усилия вознаграждались последующим плавным накатом сквозь сумерки.
Наконец ели и сосны расступились, открыв мигающие огни поселка. Освещенные отели, домики и машины, припаркованные вдоль дороги, становились все ближе и ближе.
Зоя и Джейк обнялись и, рассмеявшись, наконец-то признались, что в лесу оба крепко струхнули. Потом покатили дальше, но чуть медленнее, чтобы, не дай бог, не столкнуться с какой-нибудь машиной.
Однако дорога была пуста, а поселковые улицы безлюдны. Все в точности как в Сен-Бернаре.
— Плохие новости, — нарушил молчание Джейк.
— Что?
— Похоже, и отсюда всех эвакуировали.
Зоя застонала.
Горка закончилась; точно солдаты, вышедшие из боя, они расстегнули крепления и, забросив «оружие» на плечо, двинулись к центру поселка, выискивая в окрестных домах хоть какой-нибудь признак жизни.
— Не может быть… — вдруг нахмурилась Зоя. — Нет, это невозможно…
— Что?
— Стой! Посмотри на отель… а теперь на церковь…
— И что?
— Колокольня. В точности как в нашем поселке.
— Похожа.
— Да нет, не похожа, а та же самая. И отель тот же. Мы в Сен-Бернаре, Джейк. Никуда не ушли.
Лицо Джейка искривилось в недоверчивой ухмылке. Сощурившись, он посмотрел на церковь. Потом оглянулся на дорогу. Озираясь, обернулся вокруг себя. Затем отшвырнул лыжи и загремевшие палки и побежал к церкви, неуклюже косолапя в тяжелых ботинках.
Зоя не ошиблась. Та же церковь. Тот же отель. Те же дома и улицы. Тот же супермаркет, соседствующий с полицейским участком.
Вернулись туда, откуда ушли.
Сорвав шапочку, Джейк взъерошил влажные волосы. Потом вернулся к Зое. Съежившись, она выглядывала из-за прижатых к лицу кулаков.
— Как же так? — спросил Джейк.
— Невероятно…
— Выходит, не туда свернули. — В голосе Джейка слышалось обвинение — мол, куда ж ты смотрела, вожак?
— Просто невозможно…
— Вполне возможно. Что мы офигенно подтвердили. Вот они мы. Что и требовалось, на хрен, доказать.
— Да нет же! Ведь мы были на другой стороне горы.
— Значит, есть проход, который ее огибает и приводит обратно. Вот в него-то мы и угодили.
— Прости, Джейк! Прости, пожалуйста!
Наверное, он хотел бы, да не мог на нее злиться. И потом, он же сам просил ее быть ведущей. Куда уж ему с его способностью ориентироваться…
— Заррррррраза! Шуточки, твою душу мать! Словно кто-то потешается!
— Перестань!
Дорога привела их точно к месту старта на другом конце поселка. Теперь они вновь шли мимо церкви. С досады Джейк запустил компасом в серебристую крышу колокольни.
— Не надо так.
— Куда ты?
Зоя толкнула церковную дверь. Традиционный католический храм являл собой обитель теней, эха и притулившихся в нишах мучеников, перед которыми горели бесчисленные свечи. Следом вошел Джейк. Шаги по каменным плитам отзывались гулким эхом. В церкви было зябко. От губ струился парок.
— Словно что-то нас здесь удерживает. — Запрокинув голову, Зоя посмотрела на купол. — Не хочет отпускать.
— Еще прежде я это почувствовал, только не стал говорить.
Джейк оглядел своды, стены и двери, будто ища подсказку, как от них уйти. Ничего. Взгляд его задержался на ровно горевших свечах.
— Пошли отсюда.
Джейк выглядел совсем измочаленным; в отеле Зоя тотчас приготовила ему горячую ванну. Совершив набег в кладовку, раздобыла гель-пену и банные полотенца. Видимо, беспокойство его вконец измотало. Все понятно: он остро переживал, что не находит выхода из ситуации, как того требовал мужской долг. Хотя Зоя ни к чему его не понуждала и была готова разделить всю ответственность. Отец приучил его к чрезмерной осмотрительности, ставшей его пунктиком. Но кто же станет винить человека за инстинкт самосохранения? Однако природа, игравшая не по правилам, напрочь измотала беднягу.
После ванны Зоя его насухо вытерла и уложила в постель. Через минуту Джейк уснул.
Зоя смотрела на спящего мужа. Нельзя его не любить. Такого заводного и доброго, такого беспомощного в усталости. Вместе они уже больше десяти лет, и все эти годы в душе ее горела неугасимая свеча любви к нему. Звучит банально, но тем не менее это правда. Вот о чем она думала в церкви, глядя на ярко горевшие свечи.