Не давала покоя неясная мысль, связанная с церковью и особенно свечами.
Интересно, кто их зажег? Да, она не специалист, но всякому ясно, что любая свечка, пусть даже отменного качества, не может гореть бесконечно. Значит, какой-нибудь служка за ними следит.
Прислушавшись к дыханию мужа, Зоя удостоверилась, что он крепко спит, после чего на цыпочках вышла из номера, тихонько притворив за собою дверь. На лифте спустилась в холл и прошла в ресторан.
Вот столик, за которым вчера они пили шампанское. Бокалы, тарелки с остатками ужина — все как было до той минуты, когда она похотливо утянула Джейка в постель. Посреди столика свеча, которую она вчера зажгла.
Свеча горела.
Зоя отчетливо помнила, как подожгла чистый белый фитиль. Выходит, свеча горела весь вечер, всю ночь и целый день. Однако ничуть не уменьшилась. Ни капельки. Ни крохи. Даже не оплыла. Казалось, ее только что зажгли.
Зоя задула свечу, испустившую струйку серого, пахнущего воском дыма. Потом вновь зажгла — пламя ярко вспыхнуло.
На кухонном прилавке грудились немытые кастрюли и сковородки, оставшиеся после Джейковой стряпни. А вот на дальнем разделочном столе уже третий день лежали мясные вырезки и нашинкованные овощи.
Зоя внимательно их рассмотрела. Напоминавшие мрамор ломти розового мяса, изящно расписанные прожилками сала, выглядели так, словно их всего секунду назад отсекли от окорока. Свежие овощи казались только что нарезанными. Ни то ни другое ничуть не заветрилось.
Зоя вновь принялась высчитывать, сколько времени прошло с тех пор, как их накрыло лавиной. Шел всего третий день, хотя казалось, это произошло ужасно давно. Стало быть, часов пятьдесят-шестьдесят мясо и овощи лежали в тепле. Зоя поднесла филе к носу: идеально свежее. Хрумкнула морковным кружком. Понюхала стебель сельдерея: прелестный огородный запах. Ничуть не вялый, стебель хрустко переломился.
Свечи не гаснут. Мясо не тухнет. Овощи не вянут. Зоя уставилась в прилавок.
На плечо ее легла чья-то рука. Зоя вскрикнула.
Джейк в махровом халате.
— Очумел, что ли!
— Я тоже это заметил, — сказал Джейк. — Свечи. Продукты. Еще вчера увидел, но не стал говорить.
— Но что это значит?
Порывшись в утвари, Джейк взял острый нож-секач и закатал рукав халата.
— Что ты делаешь?
В упор глядя на Зою, он полоснул себя по запястью. Нож оставил широкую рану. От боли Джейк сморщился. Но кровь не хлынула. Даже не выступила.
— Джейк! Прекрати!
Джейк чиркнул ножом подушечку безымянного пальца. Он опять поморщился, но и сейчас крови не было, ни капельки. Джейк отложил нож, спустил рукав.
— Вчера во время готовки я валял дурака… И порезался. Сильно. Но кровь не пошла. Решил ничего не говорить. Господи! Я люблю тебя, Зоя.
Взгляд его затуманился.
Зоя растерянно моргала:
— И я тебя люблю, Джейк. Пожалуйста, объясни, что происходит.
— Ты не понимаешь?
— Нет! Пожалуйста, скажи! Только больше не кромсай себя, милый.
— Мы умерли.
6
Снег перестал. Пузатые серые тучи уплыли, на прозрачном голубом небе засияло солнце. Искрившийся снег вынуждал носить темные очки. Дорогие дизайнерские очки, которые ничего им не стоили, — заходи в магазин и выбирай любую пару.
Конечно, Зоя не сразу приняла свою гибель в лавине. Попробуй-ка проглотить этакую новость.
Кто ж с этим смирится? Однако, после того как Джейк обнародовал и признал свершившийся факт их смерти, погода тотчас изменилась, словно нужда укутывать мир в радужный снежный туман отпала и теперь можно было предъявить его во всей красе.
Естественно, Зоя отвергла подобную мысль, настаивая на уходе из поселка, благо погода наладилась. Джейк не сопротивлялся, но лишь заметил, что толку не будет, и оказался прав: куда бы ни шли, вновь попадали в Верхний Сен-Бернар. Патрульная машина опять послушно завелась, но любая дорога приводила в поселок, будто чья-то невидимая рука мягко, но решительно заворачивала их обратно.
— Как же так? — беленилась Зоя. — Как такое возможно?
Джейк лишь моргал желтовато-голубыми глазами:
— Я уже все объяснил. Больше сказать нечего.
Четыре дня. Невероятных, непостижимых, немыслимых, противоречивших всем законам природы четыре дня, в которых не сгорали свечи, не портились продукты, не шла кровь.
Мозг всеми силами противостоял зловещей неоспоримой логике факта, а сердце просто не желало его принять.
— Вовсе я не мертвая. Я же чувствую боль, наслаждение.
— Ну да, ну да.
— Чувствую, что люблю тебя. Какая ж это смерть, а?