Дидо Мервин терпеть не могла Плат, и ждала тридцать лет, чтобы поведать миру, что она думала о своей бывшей «подруге», изобразив ее невыносимой женой многострадального мученика. По словам Мервин, удивительно не то, что Хьюз бросил Плат, а то, что он «продержался так долго». Мервин пишет, что после разрыва спросила Хьюза, «что было тяжелее всего терпеть во время их с Сильвией совместной жизни», он рассказал, что в яростном припадке ревности Плат разорвала на мелкие кусочки всё, над чем он работал зимой 1961 года, и принадлежавший ему том Шекспира. Кроме того, Мервин вспоминает, словно это произошло вчера, катастрофический визит, который Плат и Хьюз нанесли ей и ее тогдашнему мужу, поэту В. С. Мервину, на их ферму в Дордони. Плат «извела всю горячую воду, не раз заглядывала в холодильник (завтракая тем, что собирались подать к ланчу) и т.д., переставила мебель в их спальне». Она так надоела со своей хандрой (хотя аппетит ее никогда не уменьшался, отмечает Мервин, рассказывая, как Плат со зверским взглядом атаковала фуа-гра, «как будто это - мясной рулет тети Дот»), что Хьюзу пришлось уехать раньше времени. Энн Стивенсон много критиковали за то, что она дает «одностороннее» представление о Плат, включив этот язвительный портрет в ее биографию.
В действительности Энн Стивенсон совершила ошибку и нарушила равновесие не потому, что включила в свою книгу столь негативный отзыв о Плат, а потому что включила в книгу столь губительно яркий текст. Ограничения биографического жанра никогда не бывают более очевидными, чем в случае, если автор переходит от этого жанра к другому, и когда по сноске я перешла от текста «Горькой славы» к мемуарам Дидо Мервин, у меня возникло чувство, словно меня освободили из тюрьмы. Скрытная осторожность, торжественное взвешивание «доказательств», робкие «она, должно быть, чувствовала» и «он, вероятно, думал» биографического текста сменились пылкой субъективностью. Дидо говорила своим собственным голосом от своего лица, не скованная правилами хорошего тона эпистемологии, она могла себе позволить высказаться начистоту. Она точно знала, что чувствует и думает. Контраст между всеведущим рассказчиком «Горькой славы», чью мантию бесцветной рассудительности была обязана надеть Энн Стивенсон, и пылко-несдержанным «я» мемуаров Мервин разителен. Портрет Сильвии Плат, нарисованный Мервин, - это, конечно же, автопортрет самой Мервин. Это, скорее, она, а не Плат, выходит яркой личностью из «Сосуда гнева», это ее сокрушительная яркость заставляет читателей сделать ошибку – подвергнуть сомнению мотивы Энн Стивенсон.
III
ПЕРВАЯ из отрицательных рецензий на «Горькую славу» - мощный предвестник – появилась 28 сентября 1989 года в книжном обозрении «The New York Review of Books» и принадлежала английскому писателю А. Альваресу. Выбор Альвареса в качестве рецензента «Горькой славы» был логичен. Он одним из первых в Англии признал талант Плат и, будучи редактором отдела поэзии газеты «Observer» в шестидесятых, опубликовал несколько ее стихотворений. В 1971 году он сам написал воспоминания о Плат, они были опубликованы в первой главе «Жестокого бога», книги, которую он написал о самоубийстве, и это была первая попытка рассказать о смерти Плат в печатной форме. Подобно мемуарам Дидо Мэрвин, подобно любым мемуарам произведение Альвареса автобиографично, но то, что Мэрвин делает наивно и неосознанно, он делает коварно и умышленно. Он воплощает свои воспоминания о Плат в некой аллегории стремления к суициду: депрессия и разлад в его собственной жизни (он рассказывает нам, что десятью годами ранее проглотил сорок пять таблеток снотворного) сплавился и метафорически воплотился в последнем акте ее жизни, когда она поставила на кон судьбу, как охарактеризовал это Альварес и как поступил он сам, и проиграла. Альварес спорит, сообщает пугающие подробности о том, что Плат предполагала, что ее найдут и спасут, а умерла только из-за странного стечения обстоятельств. Его аргументы - веские и шокирующие.