На станции Бедфорд в двадцать минут второго на сером небе появилось бледное солнце. Я нервно посматривала на часы. Тут ко мне поплелся высокий мужчина лет семидесяти. “Я - Робби”, - представился он, извинился за опоздание, которое, по его словам, было связано с неудачной попыткой купить вегетерианскую пиццу. “Тревор в машине, - сказал он. - У него небольшие проблемы с ногой, так что он остался в машине”. Робби говорил медленно, спокойно и ровно. У него был выпяченный живот, усталый взгляд и уверенные, слегка подавляющие манеры медсестры или дрессировщика собак. В машине Томас небрежно протянул мне руку и тут же начал раздраженно говорить о пицце с сосисками, которую ему придется купить, потому что магазин, в котором продается вегетерианская пицца, в воскресенье закрыт. Вегетерианскую пиццу искали для меня, и хотя я сказала, что это не имеет ни малейшего значения, Томас продолжал суетится. Представительный мужчина с седыми волосами и седой бородой, в костюме в черно-белую полоску, у горла выглядывает бирюзовая рубашка, на груди - медаль. Свою красивую голову несет с гордостью, розовые губы вытянуты. Левая нога сильно распухла.
Машина у них была подержанная, Робби и Томас купили ее накануне и еще не очень разобрались, что к чему. На каждом светофоре начиналась борьба с переключением передачи. Я спросила Томаса о его мемуарах, он начал отвечать, а потом сказал: “Я сейчас слишком волнуюсь из-за машины, чтобы говорить об этом. Расскажу после”. Когда мы подъехали к маленькой бакалейной лавке, Томас попросил Робби остановиться: он разговаривал с ним так, словно Робби - его водитель. Робби покорно свернул на обочину. “Купи фаршированные оливки и заправку для салата “Heinz””, - сказал Томас. Робби пошел в магазин. Пока он был в магазине, Томас рассказал мне сон, который приснился ему той ночью. “Меня окружали розовые скалы, я смотрел на море. Ко мне подошла молодая девушка-хиппи и попросила денег. Я ответил: “Я - француз, и мне надо возвращаться домой”. Она сказала: “Я пойду с вами” и попыталась столкнуть с розовых скал в море. Я повторял: “Не делайте этого. У меня нет денег”, а она повторяла: “Мне всё равно””.
Робби вышел из магазина с пакетом.
- Вот, Тревор, - сказал он. - У нее нет никаких фаршированных оливок, но я взял два вида других. Вот сдача. Ты думал о чем-нибудь еще?
Томас задумался, а потом ответил:
- Ты мог бы купить готовую французскую приправу для авокадо.
Робби флегматично направился обратно к магазину. Меня охватило постыдное и убийственное нетерпение, которое праздно болтающие старики вызывают у тех, у кого еще есть свободное время. Томас передумал.
- Не беспокойся, - крикнул он вслед Робби. - Я приготовлю собственную приправу.
Робби безучастно вернулся обратно.
Когда мы снова тронулись в путь, я спросила у Томаса:
- Как вы истолковываете свой сон? Не думаете ли вы, что это как-то связано с моим сегодняшним приездом к вам для разговора о Сильвии Плат и Теде Хьюзе?
- Нет, - ответил Томас. - Это связано с моим братом, который уехал с кем-то и меня бросил...
Робби вежливо вмешался:
- Прежде чем начать рассказывать свою историю, Тревор, лучше скажи Дженет, что ты должен сказать о...хм...юридическом аспекте.
- Будь так добр - помолчи, - сказал Томас. - Будешь говорить мне под руку, что делать - я наделаю ошибок.
- Ладно, - согласился Робби.
- Будет намного мудрее с твоей стороны просто довериться моей интуиции.
- Хорошо.
- Это - моя история. Именно я с этим столкнулся и едва не отправился из-за этого на Небеса.
Мне уже кое-что было известно о “юридическом аспекте”. Представив выпуск “Independent» Совету по делам прессы в связи с историей о барабанах бонго, Хьюз добился судебного предписания против Томаса, чтобы окончательно решить вопрос клеветы. Клевета проникла с последних страниц “Последних встреч”, где речь шла о периоде после смерти Плат, когда родственники, друзья Плат и Хьюза и новые няни появились на Фицрой-Роуд, 23, и Томас со своего первого этажа мрачно следил за их беготней. Так же, как его предыдущие встречи с Плат, его встречи с теми, кто ее пережил, были столь же кратки и фрагментарны: если верить его рассказам, мелочная злость и вуайеризм вновь боролись за господство в душе поэта. Томас рассказывает о нескольких своих встречах с Хьюзом и Ассией Вьювилл. О Вьювилл ог пишет с восторгом (она “весьма помогла взять интервью у Дж. Уолтера Томпсона для организации “Жиль”, на которую она работала), но Хьюза он представляет зловещей фигурой, всегда внушавшей ему беспокойство: “С первого взгляда я понял, что мне хочется держать его на расстоянии”. Позже Томас пишет о том, что, когда он ошибочно подумал, что в квартиру Плат ворвался вор, и вызвал полицию, а полицейские разбудили Хьюза, раздраженный Хьюз “крикнул с верхней лестничной клетки обо мне: “Это - просто тот старый дурень снизу”. В письме Хьюза Эндри Моушену о биографии авторства Вагнер-Мартина он пишет о “психическом упадке, невротическом коллапсе, домашней катастрофе”, благодаря которым мы спаслись “от доведения до конца нескольких травестийных выходок подобного рода”, а затем закругляет высказывание: