– Пожалуйста, добрые барды…
– Молчать! – в голосе барда слышится гнев.
– Делай, что он говорит, – я не могу не пожелать про себя. К счастью, старик молча падает.
– За преступление произнесения запрещенных выражений ты приговариваешься к молчанию. Твой язык заплатит долг Высшему совету.
С непроницаемым выражением лица Данн кивает группе, которая вывела Куинна вперед. Они колеблются, бросая взгляды друг на друга, пока самый большой из них не набрасывается на Куинна.
Его движения напоминают мне кошку, впивающуюся когтями в мышь. Куинн, обернувшись к внуку, бросает через плечо водянистую улыбку, но молчит, пока они тащат его к обветшалой ратуше.
Только когда он исчезает в тени здания, его крик пронзает тишину.
Констебль Данн бросается закрывать двери. С грохотом они отделяют Куинна от толпы так же резко, как острый клинок отделяет мясо от кости.
Констебль Данн поворачивается к бардам, крепко сжав руки.
– Что же, благородные барды, удаления этого пятна будет достаточно, чтобы снять порчу с нашей деревни и вернуть благосклонность Высшего совета?
Бард бесстрастно смотрит на Данна.
– Сегодня Астра продемонстрировала впечатляющую преданность Высшему совету, – отвечает он, – потребовалась большая храбрость, чтобы такой молодой человек рассказал это все. За ваши старания мы дадим благословения.
Этой новости достаточно, чтобы напряженность в воздухе полностью исчезла. Из толпы доносятся радостные возгласы, обещания обильного урожая, захватывающих дух праздников – и клятвы искоренить предателей. Бард коротко кивает в знак одобрения, прежде чем отступить, чтобы подготовить благословение.
Я делаю глубокий вдох, поднимаясь на цыпочки, чтобы увидеть их – и чтобы не упасть в обморок из-за тесноты, в которой оказалась.
Воздух трещит от энергии, когда мой взгляд задерживается на бардах. Три черно-золотые фигуры стоят лицом друг к другу, свив пальцы перед грудью.
Они стоят настолько прямо, что выглядят сделанными из камня. Но их губы безмолвно двигаются, грубая энергия собирается в пространстве между ними, тянется к ним через это безмолвное пение. Ветер крепчает. Мне кажется, что ткань мира с каждой секундой стягивается вокруг. Притяжение становится сильнее, когда их губы двигаются быстрее.
Над головой раздается гулкий раскат грома. Сотни благоговейных лиц одновременно смотрят вверх, рты открываются от изумления, когда люди видят темное облако, появившееся над Астрой.
Затем капля воды, сверкая, как драгоценный камень, падает на деревню. В течение одного вдоха за этой каплей следует еще одна, и еще, и еще.
Дождь.
Глава 3
Толпа разражается радостными возгласами. Мы смотрим в небо, позволяя благословенному дождю литься по нашим щекам. Мне кажется, что я плачу, – возможно, так оно и есть. Я всю жизнь знала о величии бардовских сил, но никогда не видела их в действии. Такие чистые, такие животворящие.
Люди начинают танцевать, их кожа блестит от дождя, и я выдыхаю благоговейный вздох. Надежда переполняет меня.
Так как все увлечены дождем, у меня есть шанс получить аудиенцию у бардов, как только церемония благословения будет закончена.
Внезапно чья-то рука срывает с меня шаль.
– Ты.
Жар узнавания проходит через меня волной тошноты.
Мой старый сосед – добрый человек, который однажды сунул мне в руку корзинку с клубникой, – сердито смотрит на меня. Головы поворачиваются, рты открываются, когда жители деревни осознают, кто я. Девушка, к которой прикоснулась болезнь.
– Как ты смеешь показываться здесь? Как раз тогда, когда мы наконец-то заслужили благословение?
Молодой человек злобно смотрит на меня:
– Они должны утащить тебя с дедушкой Куинном!
– Бедствие, – шипит женщина.
Кто-то с силой толкает меня на колени в грязь. Другой плюет в меня. Прежде чем я успеваю полностью прийти в себя, пинки, шипение и насмешки отталкивают меня назад, подальше от бардов. Все, что я могу сделать, – это перебраться через улицу и забиться в угол.
Несмотря на дрожь, я с трудом поднимаюсь на ноги, натягиваю на голову шаль и убегаю, стараясь не выдать навернувшиеся на глаза слезы.
Я хочу убежать домой, свернуться калачиком рядом с мамой и мечтать, как она споет мне колыбельную. Даже мечтать о Гондале, этой прекрасной ядовитой лжи. Мифе, которым жили мы с братом и который в конце концов смог его убить…
Это стоило дедушке Куинну его языка.