Коротко и ясно. Сегодня ночью у меня нет желания вдаваться в какие-либо разговоры с Мэгги, потому что у нее есть способ изменить все к лучшему. А я не хотел чувствовать себя лучше.
Я вообще не хотел чувствовать.
Развернувшись, чтобы уйти, я почувствовал, как пальцами она ухватилась за мое предплечье, и закрыл глаза.
— Мэгги, — прошептал я и замолчал, но она потянула меня, поворачивая лицом к себе. Я встретился взглядом с ее голубыми глазами, и она подарила мне свою прекрасную улыбку. — Я не могу сейчас, — сказал я, но она не отпускала меня. Я высвободил свою руку и отвернулся. — Я не могу. Прости, не могу.
Я покинул комнату, не позволяя себе вернуться и посмотреть на ее реакцию. Войдя в свою спальню, я захлопнул дверь, схватил бутылку виски и попытался забыть, каково это — снова чувствовать.
***
— Зачем ты готовишь? Мы должны ехать, — буркнул я Мэгги следующим утром, пока она, стоя на кухне, жарила блинчики. Мне это было непонятно. Прошлым вечером я был довольно груб с ней. И ясно дал понять, что утром мы сразу уезжаем. Но она даже не повернулась, словно не заметила меня. Она просто продолжала готовить.
— Мэгги! — крикнул я.
Она по-прежнему никак не реагировала.
Я закатил глаза, подошел к холодильнику и открыл его, чтобы достать пиво. Но пива не обнаружил.
— Какого?.. — Отлично. Я подошел к винному шкафу и широко распахнул его, чтобы обнаружить внутри пустоту. — Ты издеваешься надо мной? — проворчал я. — Мэгги, где моя выпивка?
Опять ноль реакции.
— Господи, Мэгги! Ты же немая, а не глухая!
Она повернулась, прищурилась и бросила на меня такой убийственный взгляд, из-за которого мне почему-то сразу захотелось извиниться.
— Ну, серьезно. Где моя выпивка?
Она указала на пустые бутылки в раковине. Кишки свело судорогой, и я резко выдохнул.
— Ты должна вернуться домой, Мэгги. Тебе нужно собрать чемодан, чтобы я немедленно отвез тебя обратно.
Она подошла и успокаивающим жестом положила мне ладонь на щеку. Потом пальцами слегка коснулась шрама на моей шее. Я закрыл глаза. Это было слишком. Ее прикосновение давало мне слишком сильное чувство поддержки.
— Тебе не нужно здесь находиться, — сказал я, задерживая ее руку, и откашлялся. — Я ведь просил тебя дать мне побыть одному… — я с трудом сглотнул.
Она легко скользнула губами по моим губам и подняла вверх ладонь правой руки.
Пять минут.
Я закрыл глаза.
— Не могу.
Она притянула меня к себе и положила ладони мне на грудь. Когда я открыл глаза, то увидел, что она смотрит на меня взглядом, полным надежды.
— Хорошо, — я потоптался на месте и взял ее руки в свои. — Пять минут.
В первую минуту мне было тяжело даже смотреть в ее сторону. Она напоминала мне обо всем, чего я всегда хотел, и обо всем, что потерял. На второй минуте она напомнила мне о лучших днях моей жизни. На третьей минуте я подумал о музыке. Мэгги всегда напоминала мне музыку. Она и была моей музыкой.
Она подошла ближе, и я отступил назад, разрывая соединение наших рук. Я покачал головой.
— Нет. Ты не сможешь утешить меня. Прости. Я не могу быть с тобой. Мне очень жаль, Мэгги. Я уеду в город на весь день, а когда вернусь, пожалуйста, будь готова ехать, — я развернулся, чтобы уйти, смущенный собственной грубостью, и, едва шагнув за порог, откровенно сказал: — Ты не сможешь спасти меня, Мэгги. Просто позволь мне утонуть.
Глава 36
Мэгги
Я не уехала, и это взбесило его. Каждый новый день Брукс Тайлер Гриффин представал передо мной в двух различных ипостасях. Первая — это молчаливый Брукс, который ходил мимо меня, не произнося ни слова. За все то время, что я его знаю, он никогда не давал мне ощущать себя невидимой. Пока я не приехала в этот коттедж. Вторая — это пьяный Брукс, грубая сволочь. О существовании этой его стороны я никогда не подозревала. Он неоднократно вваливался в дом пьяным и доставал меня разговорами о том, как ему меня жаль и что я должна продолжать жить своей жизнью, потому что мы никогда не будем вместе. У нас никогда не будет будущего.
— Я вот к чему. Посмотри на себя. Ты торчишь здесь и ждешь меня. Что с тобой? — однажды промямлил он, шатаясь в дверном проеме моей спальни в три часа ночи. — Прекрати обманывать себя, Магнит. Этого не произойдет. Разве это не у тебя было нечто вроде списка желаний? — он хихикнул и, качнувшись назад, ударился спиной о стену. — Или ты слишком боишься сделать что-то самостоятельно?
В такие ночи мне больше всего хотелось уехать. В такие ночи мне хотелось выбросить белый флаг поражения и оставить Брукса упиваться своими страданиями. Но потом я сжимала якорь на ожерелье и напоминала себе, сколько раз он поддерживал меня. Ночами я наливала ванну, погружалась под воду и напоминала себе, что это не он. Это не он. Это не он. Это не мой любимый…
Если уйду от него в самый тяжелый момент, кем я буду после этого? Если его разум совсем потеряет свет, и он незаметно утонет во мраке, разве я смогу себе это простить? В те дни, когда я нуждалась в нем больше всего, Брукс всегда был рядом. Я обязана сделать для него то же самое.
Любовь не состоит из одних лишь ясных дней. Любить — это значит быть рядом и в пасмурные ночи.
Брукс больше не любил того, кто смотрел на него из зеркала. Он больше не видел себя таким, каким был всегда: веселым, обаятельным, дурашливым. Он больше не смеялся, и я, как ни старалась, не могла вспомнить, когда в последний раз видела его улыбку.
Моя задача — напомнить ему.
Моя задача — быть его якорем.
Моя задача — остаться рядом и пронести свою любовь сквозь все это.
***
В те дни, когда Брукс вел себя хуже некуда, мне приходилось покидать коттедж. Однажды я отправилась в город побродить по маленьким магазинчикам, но даже представить себе не могла, каким это окажется испытанием для меня. Я замечала все: каждый запах, каждый звук, каждого человека. Мой мозг был в постоянном напряжении, предостерегая обо всех опасностях окружающего мира. Ощущение неизвестности, когда ты не знаешь, что ждет тебя за ближайшим углом, повергало меня в ужас.
Какой-то человек случайно толкнул меня. Я споткнулась и упала на землю, сжимаясь от страха. Он рассыпался в извинениях и попытался помочь мне встать, но я была слишком растеряна, чтобы принять его помощь. Но поскольку я не могла вернуться в коттедж, то отправилась в единственное место, напоминающее мне дом, — в библиотеку. И потом всякий раз, приходя в библиотеку Мессы, я садилась в уголок и мысленно отгораживаясь от мира. Миссис Хендерсон частенько подходила и, подмигивая, совала мне в рот кусочек шоколадки.
— В библиотеке запрещены напитки и продукты питания, но поскольку ты практически сливаешься со стенами, думаю, мы можем закрыть на это глаза.
Спасибо.
— Ты более чем желанный посетитель, — она придвинула к столу еще один стул и неуверенно остановилась. — Не возражаешь, если сегодня я составлю тебе компанию?
Я махнула рукой, приглашая ее присесть. Тому, кто каждый день кормит меня шоколадом, позволяется находиться рядом со мной.
— Что ты читаешь? — спросила она.
Я повернула к ней обложку книги.
— А, «Доводы рассудка» Джейн Остин. Одна из моих любимых ее работ. На втором месте после «Нортенгерского Аббатства».
Я согласно кивнула, оценив мнение знающего человека о произведениях Остин. Миссис Хендерсон залезла в карман, вытащила кусочек шоколада и сунула его мне в рот.
— Предпочитаю видеть в «Доводах рассудка» идеальное сочетание глубокого смысла с приятным времяпрепровождением.
Эта женщина понимает, что делает книгу Остин по-настоящему замечательной.
— Кстати, я говорила тебе, что мой муж — местный шериф?
Да.
Она улыбнулась.
— При первой встрече с Лукасом создается впечатление, что он полностью создан из самого сладкого шоколада. Его невероятно мягкий голос и богатый внутренний мир влюбляют в себя каждого. В нем есть какая-то искра. Стоит ему войти куда-то, и его энергетика озаряет все вокруг. Он — любовь всей моей жизни, и я могу с уверенностью сказать, что любовь твоей жизни — это Брукс, правильно?