Молчаливый, но содержательный ответ.
Да.
Когда мы подъехали к папиному дому, я вытащила свою доску и начала писать. Брукс въехал на стоянку и припарковал машину. Я вышла, держа в руках доску, а мама последовала за мной.
– Подожди, Мэгги. Ты не сказала, что мне ему говорить, – она дрожала всем телом от волнения, паники и беспокойства за то, что мужчина, которого она любит, может больше ее не любить. – Я не знаю, что мне делать.
Я повернула к ней доску. Прочитав написанное на ней, мама перестала дрожать. Ее словно накрыло волной спокойствия, и она облегченно выдохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Хорошо.
Мама подошла к двери, нажала на звонок около номера папиной квартиры и терпеливо ждала, пока он спустится вниз. Я забралась на пассажирское сиденье машины и закрыла дверь. Брукс наклонился вперед, чтобы видеть, что происходит между моими родителями. Когда папа открыл дверь, я ясно увидела это – любовь не подчиняется приказам. Сняв очки, он передвинул их на темя, но не произнес ни слова. Мама тоже. Когда настал момент, и мама перевернула доску, чтобы папа мог прочесть, его глаза увлажнились, и он прикусил зубами сжатые в кулак пальцы. Из его глаз потекли слезы, и он притянул маму в свои крепкие объятия. Доска упала на землю, и они еще крепче прижались друг к другу. Их тела слились воедино. А потом они поцеловались. В их поцелуе была торопливость и радость, тоска и воссоединение. Он был таким настоящим. И если поцелуи способны излечивать разбитые сердца, то я верю, что осколки сердец моих родителей медленно склеивались.
– Вау, – прошептал Брукс.
Да уж, вау.
– Видимо, теперь мы можем уехать, – сказала я.
Выехав со стоянки, он спросил:
– Что было написано на доске?
Я снова взглянула на своих родителей, которые по-прежнему крепко обнимали друг друга и покачивались из стороны в сторону. Мои губы приоткрылись, и я, улыбнувшись их любви, ответила:
– Потанцуй со мной.
***
Мы поехали обратно домой, чтобы рассказать Шерил о том, как все прошло. Она вздохнула с облегчением.
– Хорошо. Отлично, – поблагодарила она меня за помощь.
Мы с Бруксом отправились в мою спальню и, как раньше, легли на кровать, свесив ноги.
– Они действительно любят друг друга, – сказал Брукс, глядя в потолок. – После всего, через что им пришлось пройти, их любовь все еще жива.
– Да, и это прекрасно.
– Мэгги Мэй?
– Да?
– Как ты смотришь на то, чтобы немного послушать музыку?
Его вопрос такой простой, но невероятно значимый.
– Да, конечно.
Он встал, взял наушники с моего стола и подключил их к своему телефону.
– Что ты хотела бы послушать? – спросил Брукс, укладываясь рядом.
– Что-нибудь. Не имеет значения.
Он настроил произвольное воспроизведение, и мы слушали все подряд.
– Я пел сегодня, – сказал он. Мы слушали музыку уже около часа. – На озере. Сегодня утром я вышел на озеро, чтобы петь.
– Да? – спросила я, притворяясь удивленной.
– Да. Я понимаю, что придется изрядно потрудиться, но, думаю, что с моим голосом будет все в порядке. Может быть, я смогу вернуться в группу просто вокалистом.
– Конечно, Брукс, они будут рады этому. Ты же заметил сегодня реакцию Келвина, когда он увидел тебя? Все они хотят только одного: чтобы ты вернулся. И я говорю не только о музыке. Я говорю о возвращении к ним. Они твои лучшие друзья и просто хотят, чтобы у тебя все было хорошо. Ты должен позвонить им.
Он кивнул.
– Позвоню. Понимаешь, меня больше волнуют фанаты. Ведь многие из них купились на сплетни. Они считают меня кем-то вроде зажравшегося бездельника.
– Брось, Брукс. Любой, кто встречался с тобой и по-настоящему тебя знает, поймет, что все эти слухи лживые. На каждый комментарий негативный, есть тысячи положительных. Люди просто хотят, чтобы ты восстановился и вернулся к ним. Поверь мне. Я тоже читала комментарии.
Он улыбнулся и поцеловал меня.
– Спасибо тебе.
– Я счастлива, что ты пел сегодня.
– Да. Без гитары было тяжело. Думаю, когда я вернусь к парням, они смогут играть за меня, и мне будет легче чувствовать мелодию.
Я села и покачала головой.
– Тебе не нужно ждать. Я сама могу это сделать, – я быстро подошла к стоящей в углу гитаре и взяла ее в руки. – Я играю вашу музыку, парни, с тех пор, как ты научил меня.
Мы играли до самого утра, пока не начало вставать солнце. Он спел свои лучшие песни, а их у него достаточно много. Когда стало ясно, что ни у кого из нас больше нет сил держать глаза открытыми, мы отложили гитару и легли в постель. Моя голова покоилась у него на груди, и Брукс крепко прижимал меня к себе.
– Я люблю тебя, – прошептал он, когда я уже начала погружаться в сон. – Я люблю тебя. Очень-очень.