– Что там произошло, Мэгги? – спросила она. – Что ты делала там, в лесу? Мы с отцом предупреждали тебя… Мы просили не уходить одной.
Я вцепилась пальцами в край матраса и опустила голову.
– Это было позже разрешенного времени, – прошептала она дрожащим голосом. – И я умоляла тебя не выходить из дома после того, как зажигаются уличные фонари, не так ли? – она начала заикаться, что странно, потому что у мамы всегда была четкая сдержанная речь. – Я… го-говорила, что т-ты не должна выходить из дома поздно вечером, Мэгги Мэй.
Я приоткрыла губы, чтобы заговорить, но слова не шли. Мама отвернулась, прикусив нижнюю губу, а затем, скрестив на груди руки, она направилась ко мне. Я отвела от нее взгляд.
– Посмотри на меня, Мэгги, – приказала она.
Я покачала головой. Несколько слезинок скатилось по моим щекам, и я задрожала всем телом.
– Мэгги, когда я прошу посмотреть на меня, ты должна слушаться, – в ее голосе звучала паника, как если бы она боялась, что ее маленькая девочка пропала и больше никогда не вернется.
Возможно, так и было.
Мне хотелось настолько глубоко уйти в себя, чтобы никогда не вспоминать, как это было, никогда не ощущать этого, не чувствовать боли, не быть сломленной, не дышать. Глаза болели от длительного бодрствования, но эта боль была ничем по сравнению с болью в моей груди.
В ушах все еще звучали крики той женщины. Перед глазами стояла четкая картина того, как она борется за свою жизнь. А в душе все еще ощущалось близкое присутствие чудовища.
Еще несколько слезинок скатились по щекам, и я вздрогнула всем телом.
– О, дорогая, – воскликнула мама, пальцами приподнимая мой подбородок, чтобы я посмотрела на нее. – Постепенно, по словечку, расскажи мне, что случилось. Что произошло с тобой в том лесу?
Краем глаза я увидела в коридоре Келвина и Брукса, слушающих наш с мамой разговор. Прислонившись к стене, они смотрели на нас. Во взгляде Брукса было столько отчаяния, что, кажется, больше просто не может быть. Ладони Келвина были крепко сжаты в кулаки, которыми он постоянно бил стену позади себя. Мама проследила за моим взглядом и, когда заметила мальчиков, те поспешили уйти. Не уверена, что далеко. В последние дни эти двое не отходили от меня.
Однако, с Шерил все было наоборот. Та, казалось, боялась приближаться ко мне и вела себя так, словно у меня какая-то болезнь, и она может заразиться от одного взгляда в мою сторону. В одну из ночей я слышала, как она плакала из-за того, что ей пришлось пропустить выступление на танцевальном концерте. Это произошло по моей вине, потому что мама и папа не хотели от меня отходить.
– Мэгги Мэй, – прошептала мама.
Я отвернулась от нее, и она снова вздохнула.
– Пожалуйста, Мэгги. Расскажи. Я не пойму, как тебе помочь, пока ты не расскажешь, что случилось, – она снова и снова умоляла меня сказать ей хоть что-то, но я не могла. Мое горло пересохло. Может, стоит выпить ледяной воды. Мне нужно что-то, чтобы снять это оцепенение. Что-то, что заставит слова слетать с моих губ. Но я не могла пошевелиться.
– Я не понимаю! Не понимаю, почему ты не разговариваешь со мной. Ты должна рассказать мне, детка, потому что мне в голову лезут самые худшие предположения. Тебя кто-то обидел? Кто-то… – она не могла произнести это слово, но я поняла, о чем она спрашивала. – Просто расскажи, что случилось, даже если кто-то причинил тебе боль, дорогая. Я не буду осуждать тебя, клянусь. Мамочка просто хочет узнать, причинили ли тебе боль, – она с трудом сглотнула. – Если это так, то, милая, просто кивни. Ты можешь сказать мне, – прошептала она. – Помнишь, мы говорили о правилах безопасности? Что ты не должна позволять людям прикасаться к тебе? И что если бы такое случилось, ты должна обязательно рассказать маме и папе? Это случилось? Я имею в виду… знаю, что врачи тебя обследовали, но результаты… для этого нужно время. Кто-то… – она снова запнулась.
Я опустила голову. Тот незнакомец не изнасиловал меня физически, а я понимала, что спрашивает она именно об этом. Но несмотря ни на что, откровенно говоря, он изнасиловал меня всеми другими возможными способами.
Он изнасиловал мою наивность.
Мою юность.
Мой голос.
Он украл почти все во мне, когда я стала свидетелем его ужасного поступка и когда он пытался покончить со мной.
Он украл почти всю мою душу.
Тем не менее, я покачала головой. Физически он меня не насиловал.
Мама облегченно вздохнула и согнулась пополам в неконтролируемых рыданиях. Она дрожала всем телом и закрывала лицо руками, из-за чего ее слова было трудно разобрать.