– Мэгги Мэй, ты моя любимая песня.
Я не могла сдержать слез. Он тоже не мог скрыть своих, ведь наши лица касались друг друга.
– Я разрываюсь на части, Мэгги Мэй. Часть меня хочет ехать в Лос-Анджелес в погоне за своей мечтой. Но другая часть меня знает, что мечта – это ты. Ты моя мечта. Так скажи мне, чего ты хочешь. Скажи, что ты хочешь меня, и я останусь. Клянусь, я останусь.
Опустив руки, я сделала шаг назад.
Его мечта была в Лос-Анджелесе.
Мама была права.
Со мной у него не будет никакой жизни.
Я не его мечта. Я его кошмар наяву.
– Скажи мне остаться, и я останусь, – умолял он. – Скажи уехать, и я уеду. Но не держи меня здесь в неизвестности, Мэгги Мэй. Не дай мне уйти в неведении. Не заставляй плавать в незнакомых водах, потому что, клянусь, я утону в этой неизвестности.
Поезжай.
Он прочитал написанное на доске слово, и я увидела, как погас его взгляд. Судя по виду, мой ответ поверг его в шок. Ранил. Сломал.
Я остолбенела. В его глазах читалось такое отчаяние.
Я бросилась к нему в попытке притянуть в свои объятия.
– Не надо, Мэгги. Все нормально.
Нет. Не нормально. Из-за меня ему больно. Он сломлен, и это сделала я.
Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты понял. Пожалуйста.
Я подняла вверх ладонь.
Пять минут.
Мне больше ничего не нужно. Только пять минут.
Со вздохом он кивнул.
– Хорошо. Пять минут.
Я притянула Брукса в свои объятия и заставила его тоже обнять меня. Срывающимся голосом он быстро заговорил:
– Это нечестно. Нечестно. Мы были счастливы.
Я еще крепче прижалась к нему и подняла взгляд. Наши губы коснулись друг друга. А потом родился поцелуй. Сначала он был мягким, но постепенно становился все жестче и агрессивнее. В нем смешались наши надежды и одновременно просьбы о прощении. Меня поразило: почему раньше эти пять минут ощущались вечностью, а сейчас пронеслись, как одно мгновение?
– Мэгги Мэй, – прошептал Брукс дрожащим голосом. – Как у тебя это получается? Как получается, что ты, разбив мне сердце, всего одним поцелуем излечиваешь его?
Я тоже это чувствовала. Каждый раз, когда наши губы встречались, боль отступала. Мы словно грозовые тучи и одновременно солнечный свет друг для друга. Как смогли мы это допустить? Зачем мы это делаем? Неужели мы действительно должны навсегда проститься?
Он коснулся якоря на моем ожерелье, которое я не снимала все эти годы, после чего опустил руку и отступил назад.
– Я не могу здесь оставаться… Мне нужно идти. Я должен отпустить тебя, – и через несколько секунд он ушел из моей спальни. И из моей жизни.
Едва Брукс вышел, в комнату вошла Шерил и села на кровать рядом со мной.
– Зачем ты это сделала, Мэгги? Почему позволила ему уйти?
Не зная, что ответить, я просто склонила голову ей на плечо. Вся моя душа была против его ухода, но он должен следовать за своей мечтой. Без меня. Когда любишь кого-то, то позволяешь ему уйти, даже если знаешь, что вы никогда больше не будете вместе.
– Это несправедливо, – сказала она. – Ведь то, как он смотрит на тебя… и как ты смотришь на него… я могу об этом только мечтать. Хотелось бы, чтобы когда-нибудь и у меня так было.
Я приоткрыла рот, чтобы ответить, но ничего не получилось. Поэтому просто подарила Шерил глупую улыбку, и она нахмурилась.
– Я поняла, каким активистом хочу стать, – сказала моя сестра и взяла меня за руку. – Я хочу бороться за тебя, за права таких людей, как ты. Хочу бороться за права тех, кто лишен голоса. За тех, кто молча кричит, чтобы быть услышанным.
***
Келвина с ребятами попросили задержаться в Лос-Анджелесе еще на несколько дней. Им предложили контракт со звукозаписывающей компанией Rave Records, и я – через все Западное побережье – почти физически ощущала их восторженное волнение.
Брукс позвонил мне, чтобы поделиться новостями.
– Я знаю, мы не должны никому рассказывать, но… у нас получилось, Магнит, – его голос был таким тихим. – Мы сделали это. Мы подписали контракт. Через несколько недель мы официально будем записываться на Rave Records. Ты сделала это для нас. Это все благодаря тебе.
Слезы заструились по моим щекам. Я всегда хотела, чтобы это произошло. Всегда мечтала, чтобы это чудо свершилось, и ничего никогда не хотела сильнее. Эти парни заслужили. Они заслужили все то, что сейчас с ними происходит.
– Я люблю тебя, Мэгги, – прошептал он, прежде чем повесить трубку.
Это был последний раз, когда я слышала его голос. Потом позвонил Келвин, сообщить семье, что продюсер хочет перевезти их в студию, чтобы записать несколько пробных версий, пока оформляется контракт. И прежде, чем я осознала это, дни превратились в недели, а недели в месяцы. Их жизнь набирала обороты, а моя оставалась все так же неподвижной.