Меня несколько удивляло, что такой смекалистый и подозрительный тип, как Сэмми, не соображал, что его почта просматривается.
– Ты видел, как это случилось?
– Да. Их было пятеро.
– Это заказное убийство, Джо.
– Так это и выглядело.
– Ты был близко?
– Очень густой туман. А на всех длинные плащи с поднятыми воротниками. Вожак высокого роста.
По хитрой широкоскулой роже Сэмми скользнула тень подозрения. Обычно, общаясь с Сэмми и другими зеками, я привираю – иногда ложь слишком очевидна, чтобы в нее поверить, а бывает внешне так невинна, что выглядит вполне правдиво. Если заключенному сообщать только правду, он общиплет тебя, как пиранья. Надо держать их на поводке, и приходится немного блефовать. Нужна приманка. Так они ведут себя с нами, тот же прием используем мы сами.
Поэтому, даже когда говоришь им правду, как сейчас делал я, они думают, что ты врешь. За решеткой не только заведомая правда звучит правдиво.
– "Кобровые короли", – произнес Сэмми. – Они любят длинные плащи, хорошую одежду. Непредсказуемы, потому что в их жилах течет смешанная кровь. Вьетнамцы и американцы. Вьетнамцы и негры. Вьетнамцы и мексиканцы. Тупые роботы, или, как их называют в газетах, "дети войны". В общем, отморозки. Их все ненавидят. Их ряды растут, они отыскивают друг друга, уже сколачивают банду в Малом Сайгоне. Все их ненавидят. Вот они и лезут сюда, на свободные земли. В таком духе.
– Твои друзья?
Он отрицательно мотнул головой.
– Стрелявший знал Уилла по имени, – продолжил я, – но не думаю, что Уилл был с ним знаком.
Он улыбнулся, обнажив ослепительно белую полоску зубов.
– У твоего отца были друзья, которые не слишком-то ему подходили. Такое в политике бывает. Люди помогают тебе, хотя они тебе и неровня.
– Не такая уж это и новость.
Сэмми опять улыбнулся, в уголках глаз появились лукавые морщинки.
– А ты заметил лицо стрелявшего, Джо?
– Трудно было разглядеть.
На лице Сэмми появилось циничное выражение.
– Ты слышал, как он назвал отца по имени, но не видел его лица?
– Я же сказал – туман.
Он внимательно взглянул на меня, прикидывая мой уровень лживости. Я рад был предоставить ему такую возможность. Какое-то подобие удовлетворения мелькнуло в его лице, и меня это вполне устроило.
– Я слышал, трое парней мертвы, а один еще жив. Это твоя работа?
– Моих двое.
– Ну и как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Особенно по сравнению с тем, когда я увидел умирающего отца.
– А ты раньше убивал?
– Нет.
– Печально, Джо. Очень печально. А кто уложил еще двоих?
– Это Длинный решил укоротить список свидетелей.
Сэмми задумался.
– Жестокий начальник. И очень хладнокровный. Здорово смахивает на почерк "Кобровых королей". Думаю, дело касалось денег, Джо, не надо ни с кем делиться.
– Там была девчонка, – добавил я.
– Что за девчонка?
– Саванна.
– Ее тоже застрелили?
– Нет. А ты ее не знаешь?
– Я – нет.
– Все, что касается девчонки, могло бы мне помочь, Сэмми. Еще, возможно, какая-то информация о человеке по имени Алекс. Ни фамилии, ничего другого о нем мне неизвестно.
Сэмми убедительно и четко, словно хороший актер, выражал свои чувства. Наблюдая за ним в ходе наших встреч и бесед, я убедился, что он великий мастер изображать удивление, ярость, невинность, страх. Ему нравится демонстрировать свои переживания.
Но когда он хочет скрыть свои эмоции, его лукавое личико становится тупым и простодушным, как ромашка. В такой момент за ним ничего не увидишь, сколько ни вглядывайся. Именно так он на меня сейчас смотрел.
Сэмми заменил свою простодушную маску на искреннее оптимистичное выражение.
– А ты достал для меня крысоловку?
– Тебе крысоловка не полагается.
– У меня завелась огромная крыса. Приходит и уходит когда захочет. Через трубы.
Разумеется, у нас есть и крысы, и мыши, и тараканы. Но мне казалось, что крысоловка ему нужна для чего-то другого хотя и не знал, для чего именно. Сэмми любит всякие инструменты и приспособления. Во время обыска в его камере на прошлой неделе мы обнаружили щипцы для собачьих когтей, абсолютно новые, еще в упаковке. У них небольшие острые лезвия закругленной формы и мощные изогнутые рукоятки. Из них вышла бы недурная заточка, но не думаю, что у Сэмми так плохо развита фантазия. Он не просто панк – Уилл по этому поводу ошибался. Он существенно изобретательнее, опаснее и непредсказуем.
Как я уже говорил, мы перехватывали всю почту Сэмми Нгуена, входящую и исходящую, поэтому щипцы не могли попасть к нему этим путем. Сэмми мог получить их через Фрэнки Дилси из соседней камеры или через общую комнату отдыха. А может, через тренажерный зал, расположенный на крыше. Или от одного из охранников. Не исключено также, что ему их передал кто-либо из посетителей или адвокат, который мог поплатиться за это своей лицензией.
Я смотрел в темные глаза Сэмми Нгуена, пока он пристально вглядывался в мои собственные. Его повадки хорошо известны. Не считая офицера Денниса Франклина, наш следователь по убийствам подозревает, что Сэмми лично совершил восемь убийств. Из них семь относятся к бандитским разборкам. А оставшееся касается молодого мужчины, который вроде бы клеился к Бернадетт и был убит тремя выстрелами в лицо на стоянке Лесного парка.
Я вспомнил того типа, стрелявшего в тумане, прикидывая, мог ли Сэмми заказать убийство Уилла иным способом, чем в письме к Бернадетт. Сэмми разрешалось пятнадцать минут в день пользоваться платным телефоном модуля "Ж" – может, этим путем он и воспользовался.
Внутри у меня опять зазвучал тот же голос, перешедший в ядовитое шипение: "Ты убил его, ты убил его, ты убил его..."
Я, конечно, мог бы зайти в камеру и заставить сказать Сэмми правду – если он сам ее знал. Он был сообразителен, к тому же убийца, но не имел ни единого шанса против меня.
То, что я получил бы от него, суд посчитал бы неконституционным и бездоказательным, но главная закавыка не в том. Я смог бы здесь договориться с другими помощниками, никто не узнал бы, что на самом деле произошло в камере Сэмми и как я получил нужные сведения. Такие вещи случаются, хотя и не так часто, как принято считать.
Однако где-то внутри себя я поднялся на высокую чистую вершину, огляделся и понял, что если я недостаточно сообразителен, чтобы расколоть такого типа, как Сэмми, то мне лучше вообще оставить эту профессию.
Словно разгадав мои мысли, Сэмми улыбнулся и поднял руки ладонями вверх.
– Очень жаль, что твоего отца застрелили, Джо. Эту девчонку, Саванну, я попробую отыскать. Ты принеси мне крысоловку. А я посмотрю, что можно сделать.
В комнате инструктажа я подогрел себе сандвич, который хранился в холодильнике. Пока жужжала микроволновка, я уперся глазами в пол. Слезы текли из глаз, я чувствовал, как они скатываются по щекам и холодят шрам. В душе снова заклубился туман, а в голове заревел знакомый голос.
Все. Хватит, хватит.
"Ты убил его, ты убил его, ты..."
Прорываясь сквозь этот внутренний крик, я пытался размышлять. И вот к чему я пришел: я не рассказал Сэмми, что за этими событиями стояло. Не думаю, чтобы Сэмми догадывался, что это должно было случиться. Для него это стало не меньшим сюрпризом, чем для самого Уилла.
Настоящим сюрпризом была для него и Саванна. Судя по его пустому взгляду, когда я первый раз спросил его о ней, Сэмми что-то скрывает. Что-то такое, что опасается мне сразу выдать. И что-то крайне важное для меня.
Непостижимо. Милая девчушка, свидетель ужасных событий, скрывается в ночи, а тип вроде Сэмми Нгуена держит пари, что снова поймает ее в крысоловку.
И вы говорите мне о человеческой натуре. Оставьте.
Глава 3
В столовой время ленча – двести пятьдесят заключенных и трое охранников, вооруженных для поддержания порядка лишь баллончиками с перечным аэрозолем. Стоя спиной к стене, я наблюдал за входящими. Правила таковы: все в одну шеренгу, руки в карманах, садиться слева направо за свободный соседний стол, не разговаривать, пока сидишь с подносом. И не переговариваться с зеками за другими столами.