– Пора бы на боковую, ребята. Или завтра не в‑встанем.
Меня очень удивляло, что ни он, ни Джонни Палмер не ненавидели друг друга после случившегося. Один другому расквасил нос, а на лбу у Вика всё ещё был белый шрамик – но они будто взаправду не держали зла. Или очень здорово притворялись.
– Ещё как встанем, – сказал Стив и отпил коку из банки. – Мы с ребятами побудем здесь ещё немного.
– Какого чёрта?! Лагерь – и без страшилок, – широко улыбнулся Джонни, мазнув светом фонарика по нашим лицам. Я прищурилась и закрылась от него ладонью. – Я знаю парочку, от них обделаться можно!
– Да брось, – фыркнула Дафна и отобрала у него фонарик. – Ты только что рассказал одну, я даже не вздрогнула. Если все прочие такие же…
– Я знаю к-кое-какую историю, – задумчиво протянул Вик и посмотрел в потрескивающий костёр. – Не то чтобы это прямо страшилка. Скорее, то, что передаётся из поколения в поколение в м-моей семье.
Бен с готовностью кинул ему чёрный туристический фонарик, Вик ловко поймал его и озарил своё лицо снизу столбом жёлтого света, отчего оно приобрело зловещие черты, искажённые пляшущими тенями. Он был индеец, и тогда это стало очень заметно – будто его списали с исторической книжки и показали нам.
– Это было в‑время голода в племени могавков. Почти конец девятнадцатого века. Всех нас уже загнали в резервации, еду выдавали по талонам и специальным монетам. Терять их было нельзя, если хотел есть. Могавки тогда жили б-близ гор и не страшились даже самых невероятных высот. С юности их учили карабкаться по склонам и охотиться на кого придётся, хотя вариантов было немного. На жизнь они зарабатывали м-местным промыслом, а п-позже – презирая любой страх – спускались в глубокие шахты и поднимались на самые высокие скалы.
Я мало знала об этом племени и представила себе людей, похожих на Вика: рослых, гордых, необычных, с холодными глазами, неулыбчивыми. От ветра пламя костра дрогнуло. Я сжала колени руками, поглядев по сторонам, в лесную темноту и серебряную полоску озера в прогалине между деревьями.
– Они были относительно свободны на землях резервации и очень бедны. Сильны, но не п-приспособлены к выживанию в новом для них мире. Никто тогда приспособлен не был, честно сказать. Случилось так, что мой прадед вместе с остальными мужчинами решил отправиться на заработки из-за большой нужды. Он оставил молодую жену и подался на строительство моста в Вирджинии в Большом к-каньоне, том, что близ горы Рашмор. Мост был нужен, чтобы проложить по тем землям железную д-дорогу. Прадед и ещё тридцать здоровых крепких мужчин покинули племя, чтобы заработать на лучшую жизнь жёнам и детям. Они отправились в другое место, вдали от родных лесов и гор, и там трудились, отстраивая мост в самых опасных участках предгорья. Их очень ценили за то, что они могли работать на больших высотах.
Где-то неподалёку тревожно ухнула сова. Дафна села поближе к Бену.
– В один день судьба прибрала четырнадцать из них. Могавки, работавшие на стройке, сорвались с высокой обломленной балки, работая б-без тросов, и разбились о скалы. Это был обычный для тех мест случай. Они навсегда остались лежать на дне глубокого к-каньона. Спуститься туда за их телами в силу высоты и особенностей конструкции моста б-было сложно, да и кто бы стал заботиться о телах индейцев? Никто. Белые люди думали, что остальные, испугавшись гибели соплеменников, уйдут. Но на следующее утро оставшиеся в живых вернулись на мост с презрением к высоте и смерти, и со временем тот мост отстроили.
Вик замолчал. Он запахнул коричневую вельветовую куртку и, прочистив горло, продолжил:
– Но один из них, мужчина крепкий и выносливый, выжил в том каньоне. Он п-переломал себе кости и не мог даже встать. Из-за шума строительных работ и в‑ветра, гуляющего по скалам, никто не слышал его стонов, а хриплые крики принимали за эхо от вороньего карканья, и он медленно умирал т-там в одиночестве, думая о погибших братьях. Он видел их тела, открытые м-мёртвые глаза и костенеющие трупы и вспоминал свою семью. Долгое время он ждал, когда смерть придёт к нему, но она всё не приходила. У него не было возможности убить себя. И больше того, он не хотел этого делать. На горы опустились дожди: от жажды он не мучился так сильно, как от голода. И одним днём воля к жизни п-пересилила человеколюбие, и он, пережив семь ночей и не дождавшись п-помощи, из последних сил дополз до одного из трупов и впился зубами в плоть. Он утолил свой голод человечиной. С того дня питался п-плотью, гнилой и уже тлеющей на костях, отчего его собственные кости быстро срастались, зубы удлинялись и становились волчьи острыми, а глаза могли ясно видеть даже безлунной ночью. Этот человек п-перестал таковым быть, превратившись в злого духа голода – вендиго.