В домике послышался тихий, почти незаметный скрип деревянной половицы. Я тут же насторожилась, встала на локтях и осмотрелась. В неясной густой темноте едва можно было различить двухъярусные койки вдоль стен. Неполная луна смотрела в окна, бросая на пол длинные кривые тени. Спокойное, ровное дыхание доносилось с каждой постели. Я со вздохом легла на подушку и потёрла кулаком глаза. Сама себя накрутила.
Вдруг кто-то упал на меня сверху – тяжёлый, как камень, и закрыл мне рот ладонью. В темноте было сперва не разобрать, кто это, и я барахталась и билась, пока наконец не ударила коленом – судя по всему, удачно, потому что руку убрали с моего рта. Вмиг набрав воздуха в грудь, хотела прокричать «помогите», но меня резко схватили за горло и сжали его с такой силой, что я захрипела. А потом впечатали в подушку затылком, и из темноты выплыла белая маска, покрытая потускневшими карминовыми полосами. Я не верила своим глазам. Выпучив их, хватала осипшим горлом воздух, понимая, что в лёгких его почти нет.
Этого не может быть. Это сон, воображение! Это не может быть в самом деле он! Здесь, в лагере!
– Здравствуй, Лесли, – тихо произнёс Крик и склонил чуть набок голову. Голос у него был ледяным, впору на куски колоть.
Я сглотнула. Он ощутил это большим пальцем, которым надавил мне на гортань. Я попыталась простонать хоть что-то, чтобы позвать на помощь, но Крик медленно покачал указательным пальцем перед носом. Затем наклонился и хрипло шепнул:
– Ты не скучала?
Я вспоминала о тебе только в кошмарных снах.
Он чуть ослабил хватку и ждал, что я скажу, но слышал только моё молчание. И, верно, это было ему хуже тысячи бранных слов. В глазницах маски было видно, как он сощурился. Затем взял меня за нижнюю челюсть, крепко сжал её пальцами и заметил:
– Я думал, ты будешь благоразумна.
Он неторопливо снял с бедра нож и положил лезвие мне под грудь. Шепнул:
– Пикнешь – и всё кончится. Кивни, если поняла.
Я кивнула. Это было нашей обычной игрой, правила я знала, дразнить его было опасно. Он отпустил моё лицо и несколько раз тихо кивнул.
– Моя умница. К тому же… – Он медленно опустил руку мне на шею, а оттуда – ниже, положив пальцы между грудей поверх свободной футболки, в которой я спала. – Звать кого-либо бесполезно. Я добавил кое-что в вашу еду. Так что, в какой-то степени, то, что вы едите одну и ту же баланду из столовой, значительно облегчает мне задачу.
– Что ты сделал? – одними губами испуганно спросила я, сразу подумав про яд.
Крик рассмеялся.
– Сама наивность. Ничего такого, просто они, в отличие от тебя, на ужин получили немного «Белсомра». Это снотворное. Поспят покрепче, только и всего. И не помешает нашему свиданию. Это же свидание, верно?
Я промолчала.
– Верно? – Голос стал жёстче.
Пришлось ответить.
– Верно.
– Вот и славно.
На узкой койке под потолком едва хватало места для меня одной, но его это не смущало. Он навис надо мной, поставил колено между ног и вынудил раздвинуть их. Как бы я ни сопротивлялась ему, но он был больше и сильнее, и готов на всё, лишь бы заполучить то, что хочет.
– Ты не была такой уж хорошей девочкой, Лесли. Понимаешь, о чём я?
– Нет. Я всё делала, как ты хотел. – Теперь мне стало страшно. Я одна, все накачаны снотворным. Все? Даже Вик? Будь он здесь, помог бы мне?
– Я так не думаю.
– Как ты сумел не опоить меня?
Он тихо рассмеялся и с нежностью коснулся кончика моего носа указательным пальцем в перчатке. Я вжалась в подушку затылком, лишь бы избежать его прикосновения.
– Всё тебе расскажи, малышка. У меня свои хитрости. И мы сейчас говорим не обо мне. Я пришёл, чтобы напомнить кое о чём. Видишь ли, ты, верно, забыла, но у тебя есть только я, Лесли. Я. – Он помолчал, спокойно глядя на меня сверху вниз. – И больше – никого.
– Я помню.
– Лжёшь!
Он по самую рукоять вогнал свой нож в матрас рядом с моей головой. Я хрипло вскричала, но меня заткнул такой же наглый и жадный, как и даритель, поцелуй. Крик сбил маску наверх и впился в мои губы. Он вырвал у меня поцелуй, как хищник – кусок плоти из тела добычи, крепко стиснул плечи до синяков, вжался в мою грудь своей. Она глубоко и сильно вздымалась от его дыхания. Язык скользнул мне в рот, поцелуй из грубого стал невесомым. Я неосознанно потянулась к Крику, неспособная оттолкнуть по-настоящему. Упёрлась руками в его грудь, чтобы не вжаться в тело, как хотелось. Я помнила всё, от нашей первой встречи до дня, когда обещала не прогонять его. Тогда от него пахло сырой землёй и болотом. Я постепенно поддавалась ему, запуганная до такой степени, что начала его желать. Чёртова, чёртова виктимность. Но стокгольмский синдром не зря зовут также синдромом здравого смысла и синдромом выживания заложника. Я хотела выжить любой ценой, хочу и сейчас. И тело помогало мне. Оно хотело того, кого боялся и гнал прочь мой разум. Я слабо прикусила верхнюю губу убийцы, который держал в ужасе весь Скарборо, и обвела языком край нижних зубов. Они почудились мне нечеловечески острыми. Я попыталась убедить себя, что это только игра воображения.