Я не перебивала и даже не шевелилась, внимательно слушая Аделаиду. И она, помолчав немного, продолжила:
– В общем, Кит пришёл на нашу землю и стал здесь жить. Но работу он нашёл разъездную и частенько отлучался из дома. Так все работали, знаешь ли. Кто в другом городе, а кто – в соседнем штате. Жили мы хорошо, были при деньгах, не то что другие, кто из наших. Кит был охранником в ту пору, работал на какого-то серьёзного человека. У того был свой бизнес. Он отправил Кита в Огасту на дело. И Кит попрощался с Селеной, не думая, что навсегда. Н-да. Такая история.
Руки похолодели. Я ждала плохого конца.
– Стояла зима, – тихо заговорила Аделаида. Голос у неё стал грубый и скрипучий, словно она простудилась. – Очень холодная притом, а гнать надо было на машине. Везли они с напарником какой-то груз вдоль лесоповала, очень ценный, отсюда до Огасты, до хозяина своего, и Кит за него отвечал головой. Там места тихие, пустые, дай бог кто проедет хотя бы раз в день зимой. Никто точно не знает, отчего так случилось, но в дороге он с напарником поссорился. Ему врезали, он потерял сознание. А потом выкинули из машины в снег.
И он остался там, один, без сознания, в снегу на пустынной трассе. Молодой, красивый, гордый, сильный. Сломленный и преданный. И совсем одинокий.
– Зима, я уже говорила, снежная была. Холодная. Очень долгая. А кто погонит машину за шестьдесят миль за индейцем? В общем, – вздохнула она, – пропал наш Кит. Тело не нашли, только его вещи в снегу и следы крови, но и так ясно, что убили, полиция – что полиция… Они даже не стали разбираться, а труп… да дели куда-то, и всё. Не такая уж он был важная птица, н-да. Селена тогда осталась одна. Очень тосковала, плакала, убивалась, звала. Долго. Нелегко ей было… Но время лечит – не зря так говорят, и появился Вик. Я-то думала, сердце материнское растает, дочка отвлечётся на ребёнка. Но была своя беда. Вик вышел слишком на отца похожим. Какое-то время Селена исправно за ним следила и любила, а потом не смогла даже взглянуть в его сторону. Больно. Напоминал…
Я с тоской смотрела, как шевелятся тонкие губы старухи Каллиген, и думала, что жизнь поколотила Вика с самого рождения. Невезучий, очень невезучий Крейн.
– Когда Вику сделалось семь, я сама сказала, чтоб она везла его ко мне. Ей всё спокойнее, да и мальчик не виноват, что мать завела другую семью и он ей больше не нужен. Решила, что начнёт сначала. Во второй раз она вышла замуж за белого – и удачно. Но муж новый вскоре погиб у неё, тоже очень нехорошо, в страшной аварии, и она осталась одна. Говорила, Кит звал её по ночам из леса, пугал. Кто ж такое стерпит, когда дома мальчишка-сорванец? Я и забрала Вика к себе, чтоб не слушал и не смотрел на всё это. А дочь моя…
Аделаида тяжко вздохнула и прищурилась, помолчала, будто подбирая слова к истории, которую я не просила рассказывать. Затем небрежно продолжила:
– А дочь моя очень быстро от Вика отвыкла. Что поделать. Там и вовсе позабыла, что есть у неё родной сын. Ты ведь ходила к ней? – Я замялась. Аделаида махнула рукой. – Ходила. Иначе попёрлась бы в такую даль ко мне. Она наверняка и двери не открыла. У неё больше нет сына, она живёт другой жизнью. А я не буду врать, нам с Виком хорошо было. Я с ним как помолодела, ещё бы. Как иначе – за мальчуганом бегать по всему городу?! Вик тот ещё пострелец был. Хотя кому я рассказываю, с тех пор мало что изменилось. Он часто влипал в неприятности. То одно, то другое. Как вырос, что ни день, то полиция с сиренами. Что ты, девочка, притихла? Не жалей его, – нахмурилась она и стукнула палкой. – Не вздумай. Что духи послали, то в силах ему преодолеть. Мы с ним с тех пор вдвоём живём, вот ещё с псиной и с котом.
– А где сейчас Цейлон? – спросила я, заметив, что не вижу нигде собаки.
Аделаида вздохнула.
– Вик отдал знакомым, когда уехал по школьным делам. У них большой вольер и две своих собаки, охраняют дом. Они же владеют этой… как же… – Она поморщилась. – Ну, напомни-ка мне… ритуальным агентством, вот!
– Что? – изумилась я.
– Уж это Вика дело, не встреваю. Как выйдет, заберёт животное. А пока мы с тобою наконец встретились… и не так, что ты по окнам лазаешь. Очень рада. Дурные вести свели для хорошего дела, так что я хочу тебе сделать один подарок.
Она медленно сняла с груди две цепочки со звякнувшими амулетами и протянула мне своего ловца снов – большого, красивого, с филигранно выполненными перьями. И вторую цепочку с маленьким острым пером на ней.
– Перо отдай Шикобе, он его дома забыл, – одобрительно усмехнулась она. Я подняла ожерелья на уровень глаз, внимательно разглядывая. – Говорила же, покуда жив и имя носишь, носи и талисман. Дурень взрослый, тридцать лет, а ума не хватило. Всё из головы вылетело. Вся она забита ветром да тобой.