«Да».
Всё вокруг стало тишиной и тьмой. Кейси замерла, отложив планшет в сторону, и села на колени. Она напряжённо вслушивалась в каждый шорох и скрип в большом доме своих родителей. Сообщений больше не было, телефон молчал. Только её сердце взахлёб билось в груди. Нож в руке совсем не успокаивал. Она не была уверена, что сможет им кого-то ударить.
Вдруг в стекло что-то грохнуло с такой силой, что Кейси показалось – содрогнулся даже пол под ней. А потом окно осыпалось искристым дождём, целым водопадом осколков. Кейси завизжала от ужаса. Прижав к груди телефон, она бросилась прочь, но в неё швырнули что-то большое, влажное, скользкое. Это сбило Кейси с ног, придавило своей тяжестью. Она упала, ударившись спиной о диван и исцарапавшись об осколки – хрустким серебряным ковром они теперь выстилали паркет. Кейси взглянула перед собой и завопила. Это были Бен и Джулс. Окровавленные. Мёртвые. Со слипшимися в крови волосами. С вырезанными рваными впадинами вместо глаз. С отрезанными носами. Изо ртов по подбородкам широкими полосами текла кровь. Кейси попыталась отпихнуть обоих с себя и пропорола руку крупным осколком стекла, вскричав от обжигающей боли. А потом услышала чьи-то шаги.
Хруп. Хруп. Хруп. Тяжёлые шаги в тяжёлых чёрных ботинках. Кейси подняла взгляд на того, кто невозмутимо навис над ней. В руке у него был нож, на лице – белая маска. Она сначала ошарашенно подумала, что это был бледный хмурый человек, но потом увидела чёрные дыры вместо глаз и чёрные бесстрастные губы. Кровавые слёзы стекали по его впалым щекам и острым скулам.
– Привет, Кейси, – сказал он и склонил голову чуть набок.
Даже с дороги можно было услышать её громкий крик.
Глава первая
Дом, (не) милый дом
Скарборо. Штат Мэн. 29 августа 2020 года
Три. Два. Один.
Мама провернула ключ в замке и толкнула дверь. Та стукнула о стену в коридоре, и первым делом в столбах солнечного света затанцевала поднявшаяся пыль.
Мы дома.
– Какой-то он старый, – сказала Хэлен и скривилась. – И двор дурацкий. У соседей совсем нет детей? Только кошки?
– Кошки – это даже хорошо, – сказала я. – Лучше кошки, чем дети.
– Мне здесь не нравится, – заявила Хэлен.
Мама не слушала. Она спустилась с крыльца и уже вовсю командовала грузчиками. Кому что выносить из грузовика, где ставить коробки и как лучше разместить диван в гостиной. Накануне она наняла человека, который очистит дорожки и лужайку от сорняков. Это было очень кстати: дорожка чертовски заросла, и было вообще не видно, где гранитные плиты вдавились в землю.
Хэлен полезла в почтовый ящик и сообщила, что нашла там паука.
– Замечательно, – сказала мама и вздохнула, с видом великомученицы оглядев наш дом от фундамента до конька старой черепичной крыши. – Что ж, он малость запущен, но здесь сносно.
– В Чикаго было лучше, – буркнула Хэлен.
Мама ничего не ответила. Оживившись, она крикнула грузчикам, чтобы были поаккуратнее с её письменным столом: это винтаж. Винтажным она называла свой старый нелепый стол из Чикаго, ага.
Я молчала, потому что жаловаться, возражать и ругаться было бесполезно. Мы уже приехали сюда. Мы проехали тысячу сто двадцать миль не для того, чтобы Хэлен сказала «Мне здесь не нравится, мам» и матушка прозрела, собрала вещички и бросила нам: «Поехали отсюда, девочки!» Вовсе не для этого. Хуже того, маму можно было запросто взбесить ворчанием. Она сидела на триптофане последние три месяца. Полагаю, даже убойная его доза, которую она с невозмутимым лицом приняла после приземления в Бангоре, не спасёт нас от её праведного гнева.
– Возьми лёгкие коробки и помоги носить, – скомандовала она, будто не слышала Хэлен.
Мы переглянулись. Хэлен было четырнадцать. Самый бунтарский возраст. Она всё ещё думала, что мама в относительном порядке и, если немного потерпеть, можно дождаться от неё нормального диалога. Когда тебе четырнадцать, ты вообще склонна верить всяким глупостям. Я потрепала Хэлен по пшеничной макушке и сказала:
– Зато ты можешь выбрать себе лучшую комнату.
– Правда? – Она немного оживилась.
– Конечно. Если будешь первой.
Ведь их тут всего три, и мама уже знает, кто где будет жить. Чёртова иллюзия свободы, но Хэлен помчалась разгружать поклажу. Я – за ней.
Дом встретил знакомыми старыми стенами. Я помнила их, потому что жила здесь, когда мне было шесть. Старые откосы. Старые деревянные колонны на широкой дощатой террасе. Старые доски на полу. Это дом папиной мамы, моей бабушки. Натали Клайд, моя мама, её терпеть не могла, и после смерти ба долгое время здесь хозяйничали только пауки и мокрицы, а теперь – мы.