Я читала о тех, кто убивал. Тед Банди, Эд Гейн, Зодиак, Ричард Рамирес, Дэвид Берковиц, Джеффри Дамер, Тони Коста. Это только пять процентов от списка. Сливки. Все они были чудовищно популярны у женщин. Их окутывал ореол мрачной славы. Они вершили судьбы. Они решали, кому жить, а кому умереть. И я содрогалась, представив, что однажды в этот список внесут имя того, кто взял прозвище Крик и убивает в Скарборо. И тот, от которого по моему телу пробегала дрожь не только от страха.
Мама заметила, что я стала плохо спать. Вялость не спрячешь под косметикой, как синяки под глазами, и плохой аппетит – тоже. Я похудела почти на шесть фунтов меньше чем за месяц. Этого было достаточно, чтобы куртка здорово на мне болталась, а на ремне, с которым я носила джинсы, пришлось сделать ещё одну дырку. Энтони и Дафна говорили, я стала выглядеть хуже, но мне-то было плевать.
Через три дня после того, как за городом нашли останки тел нескольких горожан, предварительно расчленённых и скормленных свиньям, мама заметила мою бледность и повезла меня к доктору. Это была частная клиника. Мы прождали в приёмной около сорока минут, хотя, богом клянусь, этот шарлатан никого до нас не принимал. Фамилия на бронзовой табличке гласила: мистер Колтон. Это был невысокий и малопримечательный мужчина средних лет со щёткой тёмных усов над тонкой верхней губой. Он был явно из фрейдистов, потому что усадил меня на кушетку, а мать – в кресло, затем выслушал её жалобы, вежливо кивал, записывал что-то в свой блокнот и в конце вынес вердикт, что у меня нервное расстройство и мне неплохо было бы успокоиться, прогуляться на природе, заняться трудотерапией и попить снотворное. Он выписал рецепт на «Стилнокс», деликатно пожал маме руку на прощание, а мне сказал: «Берегите себя, юная леди». После мы заехали по дороге домой в аптеку и купили «Стилнокс». Полагалась одна таблетка после еды для восьми часов спокойного сна. Я не приняла ни одной, а прятала их за щекой, делая вид, что глотаю.
И вот теперь, кажется, даже пожалела об этом. Я караулила Крика почти каждую ночь до самого утра. Глаза у меня обычно слипались как раз после трёх, а в четыре я, изморённая тревогами, проваливалась в сон. Но в эту ночь всё было по-другому.
Я не пыталась ни встать, ни убежать – всё это было бесполезно, проще смириться и ждать, что будет дальше. Внимательно глядя в его грязно-белую маску, расцвеченную кровью и краской, я спросила:
– Чего ты хочешь?
Он положил руку мне на лоб и скользнул на край кровати, а после навалился на меня сверху. Вырываться от него я даже не стала: он знал, как меня удержать. Закрыл рот ладонью в перчатке и, низко наклонившись к моему лицу, шепнул:
– Пикнешь или дёрнешься – и я вырву язык у твоей матери из глотки. Поняла?
До меня дошло. Это была страшная угроза – из самых подлых, когда манипулируют твоими близкими.
– Кивни, если поняла.
От него пахло очень странно. Не так, как в те разы, – ничем конкретным и горькой кожей. Я медленно кивнула. Он тут же убрал руку. Наклонил вбок свою голову под маской. И ласково погладил меня по щеке:
– Умница.
– Я бы и так никуда не сбежала, – с отвращением скривилась я.
– Все так говорят. И ты так сказала. Ты думаешь, что я негодяй?
– Я знаю, что ты негодяй. Хорошие парни не убивают других людей.
– А если эти люди не так уж хороши?
Я покачала головой.
– Всё равно. Это ведь только оправдание совершаемого насилия. Ты мог бы сдать их копам. Они могли бы ответить по закону.
– Мы с тобой по-разному смотрим на этот мир, не так ли? – усмехнулся он. – Что такое закон? Насилие, регулируемое мерзавцами у власти.
– Это не так. Законы нужны всем. Без законов всё скатится в… вот в это. – Я развела руками. – Ты что же, получается, не просто серийный убийца, а линчеватель?
– Я называю это – экстремально справедливый, – напомнил он. – Если я такой негодяй, может, рискнёшь и попробуешь вырваться, сдать меня копам, поднять шум? Сделаешь хоть что-то, чтобы меня наконец схватили.
И я замолчала.
Рассветное небо освещало его силуэт. Под курткой я заметила рукоять ножа. Я с опаской покосилась на него, но Крик только сгрёб меня в охапку и прижал к груди, тихо баюкая.
– Думай, что это сон. – Он пристально посмотрел на меня, и я сжалась в его руках, но в ответ даже не моргнула. – Думай, что я тебе просто приснился.
– Раз так, я могу делать всё, что хочу?
– Всё, что я разрешу, – поправил он, немного помедлив с ответом.
Я устала бояться всего на свете. Устала бояться его. От него пахло мхом. Потом. Смолой. Дёгтем. Глубже вдохнув эти запахи, я сгребла чёрную водолазку у него на животе и обхватила рукой за талию, спрятав на груди сонное лицо. Хуже, чем рядом с ним, мне уже точно не будет. Пусть он был виновником карнавала смерти в моём городе, но я могла смириться с тем, что он был здесь этой ночью.