– Это мне нравится, – шепнул он и удобнее устроился на кровати. – Это мне нравится…
Мы лежали так какое-то время и молчали. И глядя в окно, на небо, я понимала, что он со мной сделал. Он меня сломал.
– Знаешь, не прогоняй меня сегодня, – устало сказал Крик. – Я чувствую, что должен быть здесь и больше нигде. Иначе попадусь.
– Я не дам этого сделать, – сказала я прежде, чем осознала смысл слов.
И с того момента, как я позволила ему остаться, моя жизнь стала адом. Его объятия были похожи на капкан, из которого не вырваться и не спастись. Ему нельзя сказать «нет», его нельзя оттолкнуть: его просьба остаться была просто актом вежливости. Даже если бы я отказала, он сделал бы то, что хочет. Уткнувшись белым лбом маски мне в плечо, он устало расслабился. Спина медленно поднималась и опускалась, и можно было подумать, что он забылся глубоким сном. Но я знала, что это не так. Поглаживая его между лопаток, я чувствовала, каким напряжённым было тело. Достаточно лишь коснуться плотного узла на холке и понять – он не утратил бдительности. Просто затаился.
Тогда-то до меня дошло, что это и есть одержимость.
Рискуя собой, несмотря на комендантский час и полицейские патрули, несмотря на все риски, он явился сюда.
Тогда к моему страху примешалось что-то ещё. Возможно, я сходила с ума, но это была жалость.
Глава одиннадцатая
Крик, Цейлон и прочие неприятности
Пятый час, раннее утро. Очень скоро город проснётся, проснётся и мой дом. Хэлен и мама не знали, что они каждую секунду были в опасности. Потому что рядом со мной был человек не в себе.
Совсем не в себе.
Спустя несколько минут он проснулся и медленно помял длинными пальцами мои бёдра. Затем вздохнул и снова стал неподвижен.
Продолжая мягко гладить его по плечам, я осторожно осмотрелась. Ночное оцепенение сошло с меня вместе с тьмой. Единственное, до чего могла бы дотянуться, – тумбочка с тяжёлой прикроватной лампой. Если дёрну её за шнур, сумею схватить и врезать ему по голове. Выйдет ли вырубить, если я это сделаю? Хочу ли я вообще это сделать?
Тишина уходящей ночи звенела вместе с тихим поскрипыванием сверчков за окном. Я осторожно выпрямилась. Едва ощутимо пошевелилась. Он поднял голову и заметил:
– Если хочешь ударить, чтобы я какое-то время был в отключке и прекратил преследовать – бей ножом, но насмерть.
Я затаила дыхание. Страх выстлал мои вены льдом, в горле стало тесно и колко. Он привстал на локтях и задумчиво посмотрел на меня, затем вынул и протянул нож.
Холодное лезвие осторожно, как булавка – крыла бабочки, коснулось ткани на моей груди и отогнуло её. Я коротко сглотнула, когда Крик провёл ножом мне под рёбрами, а потом положил мою руку на чёрную рукоять, медленно сомкнув на ней пальцы, и приставил лезвие к собственному горлу под кадыком. Хватка у него была железная. Я замерла.
– Это всё так просто закончить, – сказал он, – и почти безболезненно. Потому что я тебя не оставлю в покое.
– Лжёшь. И вряд ли тебе не будет больно.
– А это в самом деле так важно?
Я промолчала.
– Или, – Крик глухо хмыкнул под маской, – ты беспокоишься о том, что возьмёшь на душу грех убийства? Вряд ли для тебя последует наказание. Я уже заслужил своё место в камере смертника.
– И тебя это беспокоит? – Ослабшей рукой я сжала нож и почувствовала, как Крик сглотнул, но не испуганно – в его взгляде было скорее удивлённое возбуждение. – Ты легко убиваешь. И должен быть готов к последствиям своей охоты.
– Ты сказала верное слово, – отметил он и смахнул с моего плеча несуществующую пылинку. – Это охота. Однажды она кончится.
– Когда?
– Когда я это решу. Так не проще ли расправиться со мной прямо сейчас?
Я заколебалась. Он был манипулятором и чудовищем, как бы меня к нему ни тянуло. И это мой единственный шанс покончить с ним. Он уже отнял столько жизней и угрожает отнять ещё.
– Ты сжёг ферму Лоу? – прямо спросила я. И он кивнул.
– Да.
– И это правда ты убил Кейси Кокс, Винсента Тейлора, всех этих ребят?
– Да. И не остановлюсь на этом. Не остановлюсь никогда.
Я сжала челюсти, не зная, как поступить. В ту же секунду, поняв всё по глазам, он резко выбил нож из моей руки, сомкнул пальцы на запястьях и вжал меня в постель. Он прильнул ко мне, налегая грудью на грудь. Теперь мне не казалось, что маска и Крик – неделимое целое. Там, под ней, был кто-то, чьи прикосновения были мне знакомы, но сорвать маску не было ни единого шанса. Он сковал мои руки и собрал оба запястья одной ладонью, словно пристегнул над головой наручниками. Уронил сверху свою тяжёлую тень. Он пах ночью и землёй, прелой листвой и сыростью. Второй рукой он осторожно приподнял свою маску, но опустил лицо к моему, и я не смогла разобрать ни единой черты, потому что он преодолел последние дюймы между нами.