— А про Оглби ты забыл, что ли?
Льюис недоумённо уставился на Морса.
— Я не совсем вам понимаю, сэр.
— Он по-прежнему в моём списке, Льюис, и я не вижу причин его вычёркивать. А ты?
Льюис открыл было рот, но тут же его закрыл. В этот момент зазвонил телефон.
На проводе был декан синдиката, говоривший из Лонсдейла. Накануне ему позвонил Бартлет. Как это страшно! Ужасающе. Он просто хотел упомянуть об одной небольшой детали, которая пришла ему в голову. Господин инспектор не забыл про свой вопрос об отношениях между членами синдиката? Так вот, после убийства Оглби он кое-что вспомнил. В своё время это показалось ему чуточку странным. Это произошло во время большого вечернего приёма в отеле «Шеридан», устроенного делегацией из Аль-Джамары. Некоторые засиделись до глубокой ночи, когда остальные давно уже разошлись. Квин был одним из припозднившихся, и Оглби тоже. Декану показалось тогда (разумеется, он может ошибаться), что Оглби ждал, когда Квин соберётся уходить, — он следил за ним как-то странно. И только Квин вышел, Оглби немедленно последовал за ним. Эта весьма незначительная деталь, а на словах она выглядит ещё ничтожнее. Но это было. Теперь у декана словно гора с плеч. Он надеется, что не зря отнял время у господина инспектора.
Морс поблагодарил его и положил трубку. Как выразился когда-то декан, это почти ничего не прибавляло.
Утром позвонил Белл. Медицинское заключение предполагало, что Оглби скончался всего за несколько минут до того, как был найден мёртвым. На кочерге и на столе, где были разбросаны бумаги, не нашли ничьих отпечатков, кроме пальцев Оглби. Разумеется, Морс может ознакомиться с заключением в любое время, однако (по мнению Белла) тут мало что могло ему помочь. Удар, проломивший тонкий череп Оглби, был нанесён с изрядной жестокостью, но мог потребовать лишь минимального усилия. Убийца произвёл удар предположительно правой рукой, а центральная точка области поражения находилась примерно в пяти сантиметрах выше затылочной кости и в двух сантиметрах правее теменного шва. Результатом удара…
— Опусти, — попросил Морс.
— Я вас понимаю.
— Мисс Хайт всё ещё?..
— До обеда к ней никого не пускают. Распоряжение врача.
— Она по-прежнему в Радклиффе?
— Да. И вы будете вторым посетителем, которого к ней допустят. Обещаю.
Молодая сестра заглянула за ширму, стоявшую в одной из палат женского травматологического отделения.
— К вам ещё один посетитель.
На Монике не было лица, когда Морс увидел её, сидящую в подушках на кровати. Мешковатая больничная рубаха скрывала контуры её красивого тела.
— Расскажите мне всё по порядку, — попросил Морс.
Голос её был тих, но твёрд:
— На самом деле мне почти нечего рассказывать. Я пришла к нему в половине девятого. А он лежал…
— У вас есть ключ?
Она кивнула:
— Да.
Глаза её вдруг стали очень печальны, и Морс решил больше не продолжать эту тему. Ходил ли Филип Оглби на «Нимфоманку» — до сих пор остаётся вопросом, но было совершенно ясно, что нимфоманка ходила к нему, притом довольно регулярно.
— Он там лежал?..
Она кивнула:
— Я подумала, что у него, должно быть, сердечный приступ или что-то в этом роде. Я не испугалась, ничего подобного. Опустилась на колени, дотронулась до его плеча, а его… его голова была… была почти что в самом камине, и я увидела кровь… — Она потрясла головой, словно стараясь прогнать ужасную картину. — Я испачкала руки в крови и… и слизи — и не знала, что мне делать. В этой страшной комнате я просто не могла оставаться. Я знала, в доме есть телефон, но вышла на улицу и позвонила в полицию из автомата. Больше я ничего не помню. Должно быть, я вышла из будки и… потеряла сознание. А потом уже очнулась в машине «скорой помощи».
— Зачем вы к нему приходили? — Он заставил себя это спросить.
— Я… у меня всё никак не получалось поговорить с ним о… о Нике и…
Опять лжёт!
— Вам кажется, он что-то знал о смерти Квина?
Она улыбнулась грустно и устало.
— Он был очень умён, господин инспектор.
— Больше вы никого не видели?
Она отрицательно покачала головой.
— А мог в доме находиться кто-нибудь ещё?
— Не знаю. Я просто не знаю.
Можно ли ей верить? Она ему так много лгала. Но для лжи должна была иметься какая-то причина. Морс был уверен, что если бы только он обнаружил эту причину, то сделал бы громадный рывок вперёд в той пещере… Больше всего его беспокоила головоломка со «STUDIO 2». Почему, снова и снова спрашивал он себя, почему Моника и Дональд Мартин так неуклюже лгали ему? И чем больше он ломал голову над этой проблемой, тем больше убеждался в том, что все четверо — Моника, Мартин, Оглби и Квин — должны были иметь общую причину для посещения в ту пятницу «STUDIO 2», ибо он просто не мог заставить себя поверить, что их путл сошлись там по чистой случайности. Даже он, который принимал самые невероятные совпадения с излишней доверчивостью, не мог этого допустить! Должно быть, в тот день в «STUDIO 2» что-то произошло. Но что именно? Шевели мозгами, Морс, думай о чём угодно — не имеет значения. Квин пришёл туда рано — как только открыли двери. Затем вошёл Мартин, прошмыгнул на последний рад, нервно озираясь по сторонам. Видел ли он Квина? Видел ли Квин его? Свет мог гореть вполнакала, но это не важно, тем более что глаза постепенно привыкают к полумраку. А что потом? Вошла Моника, Мартин её увидел, они сели рядом, и он сказал ей, что в зрительном зале сидит Квин. Каковы их действия? Они ушли. Отлично! Давай, Морс! Если Мартин заметил Квина — а Квин его нет, — он мог покинуть кинотеатр немедленно и ждать Монику на улице. Дождавшись, он объяснил ей, что они не могут туда пойти, и предложил пойти куда-нибудь ещё… Да. Но с какого боку сюда пристроить Оглби? Номер его билета — на сорок с лишним больше, чем у Квина, — позволял предположить (если только администраторша ничего не напутала со своей арифметикой), что Оглби появился в «STUDIO 2» не раньше четырёх или пяти часов. Но как это согласуется с другими фактами? Увы, никак. Давай-ка попробуй ещё разок, Морс. Возможно, что-то спугнуло Монику. Да. Это более перспективная гипотеза. Что же она заметила? Или кого? В чём причина её лжи? Узнав, что Квин был в «STUDIO 2», она солгала ещё раз, и… о Боже мой! Ну и неразбериха у него в голове! Картинки так и мелькали на стене, лица сменяли одно другое, пропадали и появлялись вновь…
— Вы меня не слушаете, инспектор.
— М-м? О, простите. Замечтался.
— Обо мне?
— И о вас тоже.
На прикроватной тумбочке лежал номер лондонской «Таймс», раскрытый на последней странице с кроссвордом. В рисунок было вписано только три-четыре слова. Морс продолжал размышлять, уносясь мыслями всё дальше и дальше. Ему было интересно, знает ли Моника, где расположены островки Лангерганса… Ну а если не знает, то медсестра может легко ей… Погоди-ка! Его редеющие волосы стали дыбом, а в скальп точно впились сотни иголок. Да-да! Прекрасная мысль! В голове толпой теснились знакомые вопросы. В каком море находятся островки Лангерганса? Когда был убит Джордж Вашингтон? Кто такой Билль Канзас — Небраска? В каком году Р. А. Батлер стал премьер-министром? Кто сочинил квартет «Форель»![14] Под каким именем был известен Чёрный Принц[15] до того, как стал королём? Все эти вопросы вовсе не были вопросами. Джорджа В. никто не убивал, а Б. Канзас — Небраска вообще не был никем — это законопроект Сената США. То же самое и с остальными. На эти вопросы нельзя дать ответы, потому что нельзя задать такие вопросы. Морс в угаре пытался выяснить, кто был в «STUDIO 2», когда они там были, почему там были. Но что, если это вообще не вопросы? Что, если никто из них не был в «STUDIO 2»? В его пещере всё было устроено так, чтобы навести его на ложную мысль, будто они там были. Кто-то из них — а может, и все — хотели, чтобы он так думал. И он, оступаясь, шёл по проходу в затемнённом кинозале, на ощупь, точно слепец, стараясь разглядеть (о, глупейший из глупцов!), кто там сидит. А возможно, никого там и не было. Ты слышишь, Морс, никого!
15
Эдуард, принц Уэльсский и герцог Корнуоллский (1330–1376) — сын короля Эдуарда III, английский полководец. Никогда не был королём.